/ Легенды и предания горнозаводского населения/ Волчья шишка- литературная легенда

Волчья шишка- литературная легенда

Автор – Евгений Николаевич Сухов

Наш небольшой город Белорецк, как десерт на донышке блюда, лежит в одном из распадков старого Урала. В какую сторону не пойди – кругом горы, густо поросшие лесом, ясные глаза озёр да частые артерии рек.
Если идти на восток, не миновать горы со странным названием Волчья шишка.
Как-то бродил я там в поисках грибов и встретил старого знакомого, пастуха Карима.
-Сколько же тебе годков, Карим? – спросил я, когда мы уселись на поваленное ветром дерево. Вспомнилось, что впервые я встречал его ещё будучи мальчишкой. Уже тогда его возраст вызывал почтение.
Давно живу, – сказал Карим. Помолчал и, заметив мою неудовлетворённость, добавил:
-У него спроси, – высохшая рука указала на солнце.
-А почему ты пасешь всегда здесь? – не унимался я.
-Нравится, – ответил он.
Я уже собирался уходить, вспомнив немногословность этого вечного деда, и, как бы, не обращаясь ни к кому, спросил:
-Интересно, почему эта гора называется так странно – Волчья шишка?
Пастух вздрогнул, напрягся, полузакрытые веки его приподнялись, два зеленых огонька обожгли меня взглядом. Мгновение – и огоньки потухли. Сгорающей свечой оплыли старческие плечи. Теперь сгорбленная фигурка его напоминала сук высохшего дерева, на котором он сидел.
-Хочешь знать? Разводи костер. Чай пить будем. “Чем-то зацепил старика”, – размышлял я, собирая дрова.
Языки пламени, жадно пожиравшие сухие сосновые сучья, ненасытно лизали донышко старого закопчённого котелка. Больше я не задавал Кариму вопросов. Да в этом и не было необходимости. Слабым ручейком, едва пробивающим себе дорогу в каменистой почве, крался его рассказ. Странный, немногословный, казалось, не столько высказанный, а переданный в ощущениях, он западал глубоко в душу, прорастая желанием продолжать самому. И уже не старик, а кто-то внутри меня, потянув за нить, разматывал эту историю, а пастух лишь поправлял клубок, когда тот зацеплялся, да подбадривал взглядом: продолжай, мол, остановлю, коль собьешься. И этот кто-то продолжал.
Давно это было. Сплошной стеной здесь стояла дремучая, вековая тайга. Деревья росли так плотно, что солнечные лучи с трудом проникали сквозь переплетённые ветви. Гора напоминала гигантскую голову. Вершину “головы” венчала скала. Вокруг нее – кольцо каменистой россыпи. Издалека она казалась плешью, а скала – шишкой на лысеющей голове великана. В одном месте кольцо разрывалось, и щетинка леса взбегала через “плешь” на самую “шишку”.
Зверя здесь было видимо-невидимо. Рыженькими огоньками вспыхивали на ветках суетливые белки. Куницы выслеживали их дупла, охотясь за несмышлёными бельчатами. Осторожная рысь, схоронясь в развилке огромного дерева, скрадывала косулю. Хитрая лиса брала обманом длинноухого зайца. На краю крохотной полянки млела на солнце старая медведица. Щурясь от яркого света, она исподволь наблюдала за игривой возней двух своих медвежат. Но главной в этом лесу была не она.
Верховодили здесь волки. В одиночку серому не совладать и с лосем, но Стаи побаивалась даже медведица. Впереди держался матерый и сильный красавец с изморозью седины по хребту. Совсем недавно он одержал победу в схватке, и волки признали его вожаком. В лесу Стае не было равных. Но так уж устроена жизнь, что на любую силу другая сила найдется.
В низине у реки поселились люди. Все чаще эти неведомые существа вторгались в звериные владения, мешали их охоте и даже сами охотились на волков. Они были страшны, потому что не считались с законами леса. Их было легко выследить, но невозможно предугадать их поступки. Они не боялись огня, и их Стая была огромна.
Недавно они забрели на гору. Ни один зверь в лесу не осмелился бы нарушить запрет Стаи: подняться на Гору Любви. Пройти туда можно было только по узкому лесному склону. Со всех остальных сторон священное место охраняли непреступные острые скалы.
Звери знали, что только волки в положенное время поднимались на Гору Любви. Там, под луной, они находили себе пару и, укрывшись от чужих глаз, начинали любовные игры. Они вставали на задние лапы, скрещивая передние и как бы поддерживая ими избранника. Тёрлись боками, катались по земле, поскуливая, подвывая и покусывая друг друга. Потом волчицы устраивали там логово, выкармливая детёнышей и, когда те прочно становились на ноги, все вместе спускались вниз. Здесь их ожидала Стая. В этот раз вместе с другими вожак ждал и свою семью. Волчица привела ему шестерых щенков. Неуклюжие, как все юнцы, они суетились возле родителей: по-собачьи потявкивая, толкались, тыкались мордашками в живот, лапы, грудь взрослых.
Огладив каждого из волчат мягким языком, вожак поднял Стаю и повел ее в глубь леса. Он то трусил, то останавливался, замирал, нюхал воздух.
Следуя за ним, Стая то разделялась надвое, то рассыпалась в цепь: волчата постигли единственную и единую для всех зверей науку, науку выживать.
Быстро и незаметно прокатилось лето. Лисьим хвостом мелькнула осень и, как не береглась, не таилась, попала-таки в лапы хозяюшке-зиме. А уж та пришла, всем укорот сделала: речки – под лёд, листья -под снег, стылые ночи – всем, кто жить хочет.
Волчата подросли, окрепли и почти не отличались от взрослых. Они научились охотиться и полюбили вкус крови. Они узнали, что на Гору Любви ведет только тропа, по которой спускались из логова. Другого пути нет. Ведь волки не умеют лазать по скалам. А ещё живет там старая змея Хатилла. Ужалит она волка, тот враз силы терять начнет. А как рухнет наземь, обернется врагом своим заклятым. И жить ему в чужой личине до тех пор, пока не встретит Хатиллу. Второй её укус станет смертельным. Зима и волкам добавила хлопот. Снег ещё не глубок, но охотиться стало трудно. Второй раз голодная Стая упускала лося. Вожак злился. Вдруг он резко остановился, повёл носом. В ноздри ударил знакомый запах опасности. Это был запах человека.
Стая повернула назад, но было уже поздно: смертельный огонь летел отовсюду. Под выстрелами волки метались из стороны сторону и падали. Огонь, гром, кровавое месиво снега и страх в мёртвых звериных глазах… Жалкие остатки Стаи собрались далеко в лесу. Вожак лежал, уткнул морду в лапы. О чем думал этот сильный и гордый зверь? О том, что потерял все там, на кровавом снегу? О том, что он больше не вожак?
Тяжело поднявшись, он обвел уцелевших сородичей потухшим взглядом, задрал морду, и лес услышал его прощальную песню…
Ярко светили звёзды. Гора Любви сбрасывала дырявое снежное покрывало. По склонам робко пробивалась редкая щетина первой зелени. В воздухе дурманом висел густой запах прелой листвы.
На вершине скалы стоял одинокий волк. Исхудавший, в рваных клочьях линялой шерсти, он походил на заостренный сук высохшего дерева. Задранная высоко вверх, словно воткнутая в небо морда, выводила длинный, заунывный звук. Из ночи в ночь, взмыв к холодным звёздам, вой обрывался на высокой ноте и плыл, затекая в норы, дупла и жилища людей. Сегодня вожак пел свою последнюю песню. Умолкнув, он опустил голову, и из глаз его покатились слезы.
Семь слезинок уронил он в камни. Семь родников и поныне бьет из-под горы. Потом, сильно оттолкнувшись, он бросился вниз.
-И разбился вдребезги? – прервал я голос неведомого рассказчика.
-Не угадал, – ответил за него Карим, – он угодил в расщелину скалы.
-Значит, несмотря ни на что, остался цел? – в горле у меня даже пересохло.
В ответ Карим покачал головой:
-Говорят, его там укусила змея…
А люди будто бы привыкли к волчьему вою. Когда же он прекратился, стали подавать свой, хотя и не очень похожий. С тех пор и звучат в городе гудки. Скала же со временем осыпалась, поросла лесом, и стали называть её Волчьей шишкой
М-да, красивая сказка, – я хотел было подкинуть дров в затухавший костер, но Карим остановил:
-Однако, тебе пора, скоро стемнеет.
Заслушавшись, я не заметил, как наступил вечер. Действительно, пора было возвращаться домой. Собираясь уходить, я вдруг вспомнил о коровах, что пас Карим. Оглянулся – их не было.
-Не беспокойся, – опередил меня пастух, – они знают свою дорогу.
-А ты? Разве ты останешься?
-Чуток посижу. Ступай, – был ответ. Я недоуменно пожал плечами, и мы распрощались.
Я уже выходил из лесу, когда услышал пронзительный и тоскливый звук. Он чем-то напоминал привычный заводской гудок, но был несвоевременным и исходил с противоположной стороны, с того места, где мы распрощались с Каримом. Звук повторился. Теперь у меня не было сомнений: в вечернем небе повис леденящий душу волчий вой. Я обернулся: два зеленых огонька в глубине леса провожали меня таинственным фосфорическим светом.

Адрес – https://proza.ru/2021/06/22/1229

Поделиться: