Отрывок из книги “Зеркало Белорецкого пруда”. Вогау (1874 – 1916 гг.)
Егоров А.В.
Зеркало Белорецкого пруда
Вогау (1874 – 1916 гг.)
“Богатства наживаются, конечно, трудом, да труды бывают не всегда праведные”.
Мальчики из Франкфурта
Со времен Петра тесные связи с иностранными специалистами и купцами стали в России делом обыденным. В богатую страну плохо используемых возможностей ехали все, кому не лень, кому казалось, что у нас легче будет решить свои материальные проблемы. Зачастую ожидания оправдывались. В предыдущем изложении мы встретили английских купцов, покупавших железо у Твердышева, француза Лаваля, поляка Козицкого, австрийца Лебцельтерна. Дальше речь пойдет о немцах и шведах, нашедших дорожку к уральской кладовой. Вначале о братьях Вогау. Волей-неволей напрашивается масса параллелей с братьями Твердышевыми.
В далеком Франкфурте на берегах тихой и спокойной реки Майн жила небогатая семья Вогау. В семье один за другим подрастали сыновья. Старший Филипп Максимилиан родился 27 мая 1807 года, подрос, бегал на Майн, рыбачил, плавал. Через семь лет родился Фридрих, еще через семь Карл Генрих. В духовном плане братья росли врозь, не связанные общими интересами, слишком велика была между ними возрастная разница. Филипп относился к младшим, скорее, не как к братьям, а по-отечески, посматривал снисходительно,
опекал и очень переживал, если с ними случались какие-то беды. Росли они слабоватыми, хворали, не то, что старший крепыш.
С возрастом узнал Филипп, что совсем неподалеку от родного города привычный, полусонный Майн впадает в Рейн, главную немецкую реку, и по ней спокойно можно попасть в Нидерланды, доплыть до Северного моря, а там, совсем рядом, налево – Англия, направо – Дания, за ней, через Балтику, лежит огромная загадочная Россия.
Медленное, но неутомимое, непрестанное течение реки с детства звало в дальнюю дорогу, закладывало в подсознание потребность движения, как образа жизни. Будило любознательность и давало отдушину от повседневной действительности.
Германия первой половины девятнадцатого века представляла собой сложный конгломерат больших и малых княжеств, графств, герцогств – наследие средневековой Европы. Каждое из этих государств кичилось своей самостоятельностью и наперекор потребностям хозяйственного развития не желало признавать ничью власть. Отсюда частые войны, и в почете казарма, солдафонство, право силы, а не право закона. В почете не умение создать, построить, а умение фехтовать, стрелять, бить. В почете не мысль, а крепкий кулак.
В соответствии с законом “противодействие равно действию”, наперекор давлению грубой силы и появились тогда в Германии блестящие философы, поэты, композиторы, появилась масса молодых людей, не желающих проводить жизнь в казарме и потому невостребованных окружающей повседневностью.
Поискав свою нишу в родном городе, наведавшись в соседние Висбаден, Майнц, Мангейм, побывав в Берлине, юный Филипп не встретил ничего заслуживающего внимания. Попросту не нашел подходящего дела, не увидел нигде перспективы. Посоветовавшись с отцом, решил поискать счастья в далекой России, где, как говорили, много дел и мало ответственности.
Так в двадцать лет типичный немец, педантичный, ответственный, честолюбивый и желающий иметь приличное состояние, оказался в Москве. В первое время помогли земляки, дальние родственники. Не погнушался начинать с должности “мальчика для торговых поручений” в торговом доме Глогау, проще говоря, начал с мальчика на побегушках. Не скоро, не вдруг сложилась жизнь. Присматривался, вникал, скрупулезно выполнял все поручения, с годами появились связи, опыт, получил должность доверенного фирмы. Отчаянно экономя, копил деньги и к тридцати годам понял, что надеяться в этом мире можно только на самого себя.
С трудом сколотив к 32 годам небольшую сумму, женился. Избраннице, Эмилии Рабенек из Эльберфельда, было 24 года. Приданное жены и собственные сбережения позволили, наконец, открыть свое дело. К этому времени рядом был второй брат, Фридрих. К своим 26 годам он был служащим этой же фирмы, зарекомендовавшим себя таким же исполнительным и добросовестным, как и старший. В 1840 году вдвоем и стали соучредителями самостоятельной конторы по продаже кубовых красителей, других москательных товаров и чая. Сие событие и послужило началом быстро растущего, богатеющего и процветающего Торгового дома Вогау, ставшего весьма заметным на фоне российской экономики.
Попутно поясним, что с самого начала новые купцы взялись торговать не абы чем, а товарами самого высокого качества. Кубовые красители – это органические соединения, нерастворимые в воде, придают тканям очень яркую и чистую окраску. Получали их из Англии, Франции, Индии и Батавии. Слово москательный от персидского мошк – мускус. Москательные товары – краски, клей, технические масла и другие химические вещества, имеющие отношение к хорошим запахам и приятным оттенкам.
С самого начала Филипп Максимович, ставший известным в купеческих кругах под именем Максима Максимовича, замышлял дело в виде семейной организации, но получилось не сразу. Брат Фридрих прожил недолго, умер в 34 года. Контора в первое время не требовала большого числа работников, и Филипп управлялся в руководстве один. С появлением свободных капиталов встал вопрос о рациональном их приложении. Он заключает договор с немцем Лютером из прибалтийского города Ревель о совместной деятельности.
Дело у земляков не пошло. Года через три, в 1862 году, они перестали сотрудничать. Вместо Лютера компаньоном стал младший брат, Карл Вогау. С тех пор фирма носила всегда семейный характер и в этом виде она добилась огромных успехов, достигнув состояния в 51 миллион рублей.
Младшие братья Филиппа с детства не отличались крепким здоровьем, Карл тоже прожил сравнительно недолго, умер в 1871 году. После него в состав руководства Торгового дома вошел зять Филиппа Максимовича, Конрад Банза, уроженец Петербурга. В двадцать два года он женился на Эмилии, младшей дочери главы фирмы, прожили вместе всего два года, она скончалась, и, собственно, Конрад Карлович не был зятем, когда вошел в Торговый дом. Надо же случиться такому зигзагу судьбы: через несколько лет он снова получает статус зятя старого Вогау, женившись на его старшей дочери Эмме.
Эмма вышла замуж за Конрада в тридцать девять лет и прожила с мужем двадцать два года, и надолго пережила его. Умирала она в Москве 1919 года. Кто знает нашу историю, тот представляет, каково было старушке под восемьдесят в холодном и голодном городе времен разгара гражданской войны, женщине, привычной к богатству, комфорту, стабильной и сытой жизни.
Одним из пятерых постоянных членов правления с 1873 года до революции семнадцатого года был Марк Мориц. Он родился в Москве, но сохранил немецкое подданство Саксен-Кобургготского княжества. Мориц женился на дочери младшего брата главы компании, Софьи. Ему удалось вовремя выехать из задыхающейся в гражданской войне России и благополучно дожить в Дрездене до 1928 года, тихо упокоившись в 87 лет.
Торговый дом медленно, но неуклонно расширял свою деятельность, открыв в 1872 году отделение в Петербурге, в 1875 году – в Лондоне. Во главе отделений поставили, разумеется, своих: сына Карла Вогау – Максима и его же зятя, вальдекского подданного Альберт-Эрвина Шумахера.
В последние годы владения Белорецкими заводами в правление Торгового дома входили:
Сын учредителя – Вогау, Максимилиан Гуго или Гуго Максимович (Максович). Родился он в Москве 20 мая 1849 года. К двадцатипятилетию преподнес себе подарок – свадьбу с Аделью Шпис. Возглавил фирму в 1879 году и благополучно управлял ею до процесса национализации в 1917-1918 годах, проживал в Москве на Воронцовом поле в доме №10, последние годы по адресу: улица Гагаринская, 10. Скончался в Берлине 13.03.1923 года.
В рамках торговли не замыкался, занимался общественной и благотворительной деятельностью, награжден высшими орденами России: св. Станислава Ш степени, св. Анны Ш степени, св.Станислава П степени.
Внук учредителя – Герман, Рудольф Вильгельм (Рудольф Васильевич) родился 24 января 1864 года, умер в 1940 году. Женат был на Марии Августе Банза.
Марк, Мориц, о котором рассказано выше.
Сын Марка Морица – Гуго Маврикиевич. Родился в Москве 19 августа 1869 года, умер там же в июле 1918. Женат был на Эльзе Вогау.
Внук Карла Вогау – Вальтер Шумахер. Он унаследовал должность своего отца, руководителя Лондонского отделения Торгового дома, с 1917 года возглавил компанию Вогау в Лондоне.
Кроме пяти членов правления, в деле участвовали своими капиталами еще 32 родственника, коим принадлежало 12 миллионов рублей из общей суммы в 51 миллион.
Всех участников компании, сотрудников Торгового дома, наряду с семейными узами объединяло, по мнению правительственного инспектора, “удивительная предприимчивость, мастерски умелая организация дела, немецкая аккуратность в расчетах и выполнении принятых обязательств…”
Богатство Вогау
Прежде чем перейти к роли Вогау в истории Белорецких заводов, рассмотрим, что собой представляла компания, фирма под названием торговый дом “Вогау и К”?
О начальном этапе деятельности “мальчиков из Франкфурта” некоторое представление мы получили. Как шло приращение капиталов, росло влияние компании и, что для нас самое интересное, как и когда московские немцы стали владельцами Белорецких заводов?
Лет тридцать братья Вогау просто торговали кубовыми красками и москательными товарами и лишь с начала 1870-х годов стали проникать в сферу промышленного производства. Они выступают как учредители, главные или совместно с другими капиталистами, общества Белорецких заводов, товариществ заводов Кольчугина, производивших медь, Московского металлического завода, Московского сахарного завода, позднее – содового общества “Любимов, Сольвэ и К”, чайного товарищества “Караван”. Вогау участвуют в создании Общества водоснабжения и газоснабжения, товарищества мануфактур Гюбнера и Людвига Рабенека, общества Московско-Казанской железной дороги, Русского для внешней торговли банка и Рижского коммерческого банка.
Размер капиталов позволял Вогау прибирать к рукам предприятия, коим грозил крах. Зачастую для тех это было просто спасением. Не смущаясь временным расстройством дел той или другой фирмы, Торговый дом вкладывал средства, помогал выбраться из долговой ямы, приводил дела в порядок, естественно, подчинял предприятие себе и начинал получать прибыль.
В конце концов, Вогау становятся фактическими хозяевами 20 предприятий. Свое влияние они проводят через приобретение пакетов акций, облигаций, паев и через прямое участие представителей семейного клана в руководящих органах акционерных обществ и товариществ. Ценных бумаг Вогау, родственникам, ближайшему окружению, принадлежало на сумму, превышающую 18 миллионов рублей. По личному участию картина следующая: Гуго Вогау был в 5 правлениях и 4 ревизионных комиссиях, Мориц Марк – в 3 правлениях, 6 ревизионных комиссиях и одном совете, Гуго Марк – в 7 правлениях (и в 8-ом кандидатом), в 4 ревизионных комиссиях и одном совете, Герман – в 2 правлениях (и в 3-м кандидатом) и в 6 ревизионных комиссиях. “На местах, начиная с директоров и кончая конторщиками, сидят свои, надежные люди, получающие, бесспорно, из главной конторы Вогау личные директивы”.
Самую существенную роль в многообразной, разветвленной, хорошо организованной монополии Вогау имели четыре предприятия: Белорецкое общество, товарищество Кольчугина, общество сахарного рафинадного завода и товарищество “Караван”.
В обществе “Любимов, Сольвэ и К” с капиталом в 10 миллионов, Вогау владели всего 16 процентами акций, однако состояли в правлении и держали в своих руках почти весь сбыт соды.
Аналогичное положение сложилось с Московским цементным обществом и другими многочисленными предприятиями.
Ведущее положение в деятельности Вогау постепенно заняла торговля чаем через общество “Караван”. Всего закупали и продавали 600 – 620 тысяч пудов чая на 35 – 40 миллионов рублей в год. Общие объемы составляли около трети чайной торговли России.
Существенной статьей доходов оставались “москательные” товары, получаемые из заграницы, импортные операции с хлопком, цветными металлами. Ежегодные торговые обороты превышали 120 миллионов рублей.
Первоосновой роста Торгового дома, первоначальным источником накопления огромных капиталов Вогау стала небольшая контора по продаже красок, постепенно развернувшая свою деятельность с импортными товарами. На следующем этапе пошла
торговля товарами внутреннего производства и затем началось внедрение в промышленность.
Следует иметь в виду, что Торговый дом, накопив крупные капиталы, стал развивать и банковское дело, занимаясь кредитованием импортной торговли и финансированием контролируемых предприятий. Вот откуда позднее появились парадоксальные долги АО “Белорецких заводов”, принадлежавших Вогау, Торговому дому Вогау.
Чтобы показать размах действий Вогау, скажем несколько слов о Лондонском отделении. С 1865 года в Лондоне находился представитель Торгового дома, а в 1875 году там создали отделение. Со временем Лондонское отделение превратилось в банкирский дом, сыгравший важную роль в спасении капиталов Вогау во время начавшейся “борьбы с немецким засильем” в ходе первой мировой войны, потом в ходе революции и гражданской войны.
Лондонское отделение заключало на месте сделки с поставщиками импортных товаров и выдавало кредиты под закупаемые товары. Ведал английскими делами до 1914 года Альберт Шумахер, сват Карла Вогау, младшего брата основателя фирмы – Филиппа Максимовича.
К великому несчастью для процветающих бизнесменов в 1914 году Германия и Россия оказались главными противниками в мировой войне, а Вогау, кроме всего прочего, были едва ли не монополистами в торговле медью – стратегическим товаром. Естественная подозрительность в обществе: как так, воюем с немцами, а они тут в российской оборонной промышленности?! Общая обстановка в стране, взвинченной потерями, поражениями, слухами об измене в окружении царя, и, вдобавок, царица – немка, была резко антигерманской и антинемецкой.
В таких условиях стали возможны черносотенные погромы германских фирм и заодно фирм, владельцы которых носили немецкие фамилии. 26-29 мая 1915 года в Москве при бездействии и попустительстве властей десятки тысяч людей громили все фирмы и квартиры владельцев с немецкими фамилиями. Толпа зверски расправилась с директором фабрики Карлсеном в «Товариществе ситценабивной мануфактуры Эмиля Цинделя», потом настал черед фабрики Роберта Шрадера. Разгромив ее, погромщики направились в дом владельца, где не пощадили женщин: жену директора-распорядителя Янсен, его сестру, тещу, русскую подданную Б.Энгельс.
По разным оценкам в погромах участвовали от 50 до ста тысяч «босяков» и «приличных господ». Во всяком случае, в ходе разгрома складов Вогау в толпе, состоящей большей частью из рабочих, видели даже городовых, которые тоже растаскивали вещи. Тогда и погибла значительная часть архивов Вогау.
В ходе погромов пострадало 475 торговых предприятий, 207 квартир. Общая сумма убытков составила более 50 миллионов рублей.
При правительстве был создан комитет по «борьбе с немецким засильем». К сентябрю 1916 года подготовлен доклад Министерства торговли и промышленности в Совет министров о деятельности торгового дома «Вогау и К» и необходимости ликвидации его дел.
Руководство компании, стремясь сохранить свое существование, приняло ряд мер, вплоть до того, что сразу после начала войны, члены правления, не имеющие российского гражданства, поспешили его оформить. В 1914 году стали полноправными россиянами Марк Мориц и Марк Гуго.
В одном из своих ходатайств Вогау заявили, что в связи с желанием «избежать в дальнейшем всяких нареканий Торговый дом решил отказаться на будущее время от широкого участия в торговле медью и не возобновил с акционерным обществом «Медь» договора, срок которого истекает 31 декабря 1916 года».
В этом же русле лежала и продажа важнейших предприятий компании – товарищества Кольчугина и Белорецкого общества Русско-Азиатскому и Международному банкам в мае 1916 года.
Весомый голос прозвучал от военного союзника России, из Англии. В Петрограде английский посол выступил в поддержку «Вогау и К», явно постарался Вальтер Шумахер.
Сложилась крайне сложная морально-этическая ситуация для немцев. Им пришлось доказывать, что они вовсе не работают на пользу своей этнической родины, что они здесь свои, российские. И надо сказать, делали они это очень тактично, не роняя достоинства, не унижая себя заверениями и клятвами в особой преданности к приютившему их государству. Между строк всех аргументов читалось: да, мы немцы, но работаем в России и делаем свое дело честно, ответственно, не причиняя никакого вреда воюющим сторонам.
Принятые меры дали свои плоды: в Совете министров против ликвидации Торгового дома выступили ключевые фигуры министр торговли и промышленности Шаховский, министр финансов Барк. Особо значимо прозвучало заявление главного российского финансиста о том, что ликвидация обойдется казне в 30 миллионов рублей.
По всей вероятности велась и индивидуальная работа с высшими чиновниками. Товарищ министра торговли и промышленности Веселаго, который подписал доклад о необходимости полного свертывания деятельности компании, через шесть дней на междуведомственном совещании вдруг признал деятельность Вогау в области медной промышленности «полезной», и «вполне соответствующей требованиям государственной обороны».
Общими усилиями существование компании, хотя и не без потерь, отстояли, но впереди уже маячил 1917 год.
От русских дворян к немецким купцам
За описанием, довольно беглым и общим, мы ушли далеко в сторону от нашего главного героя – Белорецкого завода, однако это только кажущийся уход, ибо без подобного описания картина сотрудничества белоречан с Торговым домом осталась бы неполной и невнятной. Впрочем, пора все же возвращаться к зеркалу тихого пруда, на берегах которого в период, описанный в предыдущей главке, происходило много нового, и все оное было непосредственно связано с новыми хозяевами – с Вогау. Процесс революционной смены формы собственности на заводе прошел незаметно и без помпы. События последнего десятилетия, да и не только последнего, давно готовили общественное сознание к тому, что изменения неизбежны. Опекунское управление – мера временная, о возврате под власть Пашковых, после отмены крепостного права, речь не шла, и народ белорецкий жил ожиданием перемен. Кои и не замедлили последовать.
К семидесятым годам девятнадцатого века Торговый дом “Вогау и К” обрел уверенность, стабильность и финансовую солидность. Денежная база требовала новых сфер приложения. Направления поиска новых источников доходов связаны с приходом в руководство в 1872-1873 годах зятя учредителя фирмы – Конрада Карловича Банза и зятя младшего брата Вогау – Морица Филипповича Марка. Они и направили свое внимание на промышленное производство, полагая, что фирме, кроме торговых контор и складов, полезно будет иметь в сфере своих интересов отдельные предприятия промышленности, отличающиеся какими-либо уникальными свойствами.
Узнав о существовании Белорецких заводов, находившихся в тяжелом финансовом положении и в состоянии некоторой неопределенности, Вогау произвели разведку на предмет перспективы получения доходов. Выяснили самое существенное: заводы имеют великолепную сырьевую базу, известность на рынках сбыта, обеспечены трудовыми ресурсами, доставка продукции в центральные районы страны затруднительна, но осуществима.
Белорецким заводам, надо сказать, весьма и весьма повезло, что на них обратила внимание не простая фирма, а богатая, имеющая достаточно свободных капиталов, имеющая
обширные связи в торгово-финансовых кругах, работающая с заграницей. Вогау деньгами не сорили и если собрались вкладывать средства в предприятие, значит, знали, что они обязательно окупятся.
Далее дадим слово самой фирме “Вогау и К”. Как видело руководство историю взаимоотношений с Белорецкими заводами?
“Под имущество Пашковых был учрежден конкурс, и имение поступило в продажу. Оно было приобретено торговым домом “Вогау и К” у конкурсного управления и затем перешло во владение вновь учрежденного в 1874 году Акционерного общества Белорецких железоделательных заводов Пашковых с капиталом в рублях 250.000. Акции общества были всецело распределены между членами торгового дома.
Предприятие находилось далеко, в стороне от путей сообщения – тогда не было еще Самаро-Златоустовской железной дороги и ближайшим пунктом был Оренбург – на расстоянии 400 верст, а для отправки товаров служила река Белая, допускающая сплав барок только раз в год, в половодье. Вместе с тем завод оказался в полной запущенности. Все это ставило новое предприятие в весьма затруднительные условия: на его оборудование потребовались значительные денежные затраты, далеко превышавшие первоначальные ожидания и в то время значительно обременившие Торговый дом.
В продолжение первого двадцатилетия существования общества финансовые результаты предприятия были совершенно отрицательные. В некоторые годы не хватало даже средств на уплату процентов по займам и т.д. В таких случаях Торговому дому приходилось платить за общество из своих средств. Тем не менее, Торговый дом не отчаивался и, ставя себе задачей развить этот округ и не желая лишить многочисленное население его заработка, продолжал постепенно преодолевать затруднения, развивать дело и увеличивать производство. Некоторое облегчение принесла постройка Самаро-Златоустовской железной дороги, несколько приблизившая заводы к железнодорожному пути, хотя и тогда расстояние до ближайшей станции Вязовой все-таки еще составляло 136 верст тяжелого горного пути.
Промышленный подъем 1890 года впервые дал возможность в течение некоторых лет выдавать скромный дивиденд, но разразившийся затем кризис снова сделал бездоходным это предприятие, работавшее в особенно неблагоприятных условиях в отношении путей сообщения. Между тем, развитие дела требовало значительной затраты денег, капитал был увеличен сперва до 1.750.000 рублей, а затем до 3.500.000 и до 7.000.000. Кроме того, Торговый дом еще широко кредитовал общество. Все более выяснялась необходимость постройки железной дороги, и так как все попытки к проведению ширококолейного пути общего пользования оставались безрезультатными, то Торговый дом решился в 1910 году субсидировать общество нужной суммой для постройки узкоколейного пути в 137 верст длины на свои средства. Эта постройка была сопряжена с исключительными трудностями благодаря природным свойствам местности и отсутствию права принудительного отчуждения; все же она была осуществлена в 1911– 1913 годах. Параллельно с ней вырабатывался и проводился в жизнь план широкого переустройства и полной модернизации всех заводов общества соответственно с требованиями современной техники.
В уверенности, что с постройкой железной дороги условия работы на заводах станут значительно выгоднее, и общество будет в состоянии обеспечить акционерам дивиденд, было решено удвоить капитал и привлечь новых пайщиков. На такое средство Торговый дом раньше не решался ввиду необеспеченности общества и, как бы то ни было иногда тяжело и убыточно, все бремя финансирования его продолжал нести один, самостоятельно, – акции принадлежали почти исключительно членам Торгового дома или их родственникам, получившим их от прежних членов Торгового дома. Теперь же из нового выпуска капитала в 2.000.000 рублей было продано Русскому для внешней торговли банку по твердой цене 110 за 100 номинальных, но никакого участия в биржевых операциях Торговый дом затем не принимал. После этого у Торгового дома осталось акций общества всего на номинальную сумму 4.135.550 рублей.
При наступлении военных действий переоборудование заводов не было закончено, но, несмотря на трудности осуществления намеченного плана, никакой задержки не произошло и обществу, широко субсидируемому Торговым домом, удалось во время войны закончить и пустить в ход крупнейшую на Урале прокатную проволоки и совершенно вновь выстроенную, тоже крупнейшую на Урале, гвоздарно-проволочную фабрику, работа которой полностью использована на нужды обороны.
Предвидя необходимость дальнейшего широкого развития предприятия, но, при сложившихся обстоятельствах, не питая полной уверенности, что ему будет дана к тому возможность, Торговый дом исключительно с той целью, чтобы не служить тормозом для развития столь нужного для страны предприятия, решился подыскать учреждение, могущее целесообразно выполнить ту программу, которая была намечена Торговым домом, и нашел таковое в лице Сормовского и Коломенского заводов, нуждавшихся именно в таком предприятии, обеспеченном сырым материалом.
Несмотря на блестящие перспективы, на громадные запасы собственной земли – свыше 240.000 десятин леса и руды, указывающие на большую будущность предприятия, Торговый дом в силу упомянутых соображений решился отказаться от участия в деле и продал свои акции, отказавшись при этом и от дивиденда за оконченный уже в момент продажи 1915/16 операционный год. Чтобы облегчить новым владельцам их работу, Торговый дом согласился также рассрочить приобретателям на несколько лет крупный долг Белорецкого общества Торговому дому в сумме около 8.000.000 рублей из весьма скромных процентов – 6 % годовых.
Производство готового товара заводов общества в настоящее время составляет около 3 млн. пуд. против 200-300 тыс. пуд. в первые годы по учреждении общества.
Директорами правления Белорецкого общества без всякого жалования и тантьем до последнего времени состояли члены Торгового дома, который являлся представителем по продаже всего производства заводов общества».
Так вот подана роль Вогау в развитии Белорецких заводов самими Вогау. Роль действительно огромна, только очень уж наивно звучат заверения авторов документа в собственном альтруизме, бескорыстии и скромности. Особенно на фоне колоссального долга в 8 миллионов рублей, неизвестно откуда взявшегося. Сорок два года немцы владели, управляли, развивали, строили, «не желая лишить многочисленное население его заработка», и снова оставили белоречан в долговой яме. А как иначе? Торговый дом – это одна организация, АО Белорецких заводов – совсем другая. Директорами-то на общественных началах работали, бессребреники наши, даже зарплату не получали. И все сорок лет фирма мирилась с убытками в терпеливом ожидании будущих дивидендов? Свежо предание…
Вогау в числе первых уловили перемены, происходящие в экономике России. Уповая на грядущий промышленный бум, они и взялись за создание нескольких акционерных обществ, в том числе и АО Белорецких железоделательных заводов Пашковых. Устав Общества утвердил Александр П 15 февраля 1874 года, затем его корректировали в 1886, 1898 и 1903 годах. Корректировки были связаны с покупкой или строительством новых заводов, организационная основа оставалась неизменной.
Цель учреждения общества сформулирована в Уставе: «для приобретения Белорецкого и Тирлянского железоделательных заводов коллежского советника и отставного гвардии ротмистра Сергея Ивановича Пашкова».
Сразу после Высочайшего утверждения Устава в нескольких газетах будущие хозяева Белорецких заводов поместили идентичные объявления: «Санкт-Петербургская сохранная казна объявляет, что в оной будет продаваться с аукционного торга заложенное и просроченное имение коллежского советника и гвардии ротмистра Сергея Ивановича Пашкова, состоящее в Оренбургской губернии, Верхнеуральского уезда, Белорецкий и Тирлянский железоделательные заводы с деревней Ломовка и селом Березовское, при коих земли 179.002 десятины, на коем долга сохранной казне состоит 713.086 рублей».
Общество приобрело заводы в полную собственность согласно договору торгового дома «Вогау и К» с конкурсным управлением по делам Николая и Сергея Пашковых. Чтобы погасить имеющиеся долги, выпустили 8500 акций первого разряда по 100 рублей и 1 тысячу акций второго разряда по 250 рублей. Первые передали казне в счет долгов, погашение акций предусматривалось по тиражу с сентября 1874 года по сентябрь 1902 года. Акции второго разряда распределялись между учредителями и приглашенными к участию.
Первыми директорами стали Мориц (Маврикий Филиппович) Марк и Конрад Карлович Банза. Директорами они были не в современном понимании руководителя, ежедневно выполняющего свои управленческие функции непосредственно на предприятии. Правление во главе с Филиппом Максимилианом (Максимом Максимовичем) Вогау, затем с его сыном Максимилианом Гуго (Гуго Максимовичем) состояло из пяти человек. В эту верхушку и входили директора, постоянно проживая в Москве. Они ведали стратегией развития, несколько раз в год бывали на заводах, контролировали, проверяли, определяли первоочередные задачи, ведали кадрами. На местах, по прежнему, всеми делами ведали управляющие, приказчики, назначаемые директорами.
С первых лет Филипп Вогау сделал ставку в подборе руководителей и специалистов не из местных кадров, а из приезжих, полагая, что коренные преобразования сложнее проводить с людьми, привычными к устоявшемуся порядку вещей, зависимыми от местных связей и сложившихся взаимоотношений.
Всех приезжающих на «ловлю счастья и чинов» величают, как известно, варягами. Термин этот берет начало с самого основания Российского государства, когда под ним понимали выходцев со Скандинавского полуострова – норвежцев и шведов. В данном случае Вогау нашли металлургов-скандинавов, самых настоящих варягов.
Подыскали шведского инженера Акселя Эмилиана Хассельблата, проверили в деле, приняли на работу и дали задание, изучить опыт европейских металлургов и навербовать специалистов для работы в Белорецке и Тирляне. В 1876 году он направился в командировку в Швецию, где в поселке железоделателей Дегефорсе добыл чертежи плавильных печей и уговорил мастеров Улафа Фриберга и Юхана Скуча попробовать свои силы на далеком Урале.
Прижился Фриберг, ставший, можно сказать, основателем шведской колонии в Белоречье. Он пришелся ко двору местному начальству, сумел найти контакт и с коллегами в Белорецких заводах. Через год его направили за новой партией варягов. В начале лета 1878 года 15 мастеров прибыли из Дегефорса на новое место жительства.
Хассельблат, наладив доменное и пудлинговое дело в Тирляне, работал в восьмидесятые годы управляющим в Белорецке, затем строил и отлаживал завод в Зигазе. В этот период шведская колония насчитывала до ста человек со своим пастором Вильгельмом Сарве. Обычным делом были смешанные браки.
На рубеже веков шведы потянулись на родину, но были и такие, кто навсегда обосновался в Башкирии: Адамссоны, Ларсоны.
Попутно отметим, что Вильгельм Сарве в 1924 году выпустил в Стокгольме книгу о своей жизни на Урале и в Сибири. Она и стала отправной точкой современным шведским журналистам, рассказавшим о потомках Карла Карловича Ларсона, проживающих в Тирляне.
Медленно поспешая
Было бы преувеличением сказать, что с приходом новых хозяев сразу начались оптимальные и обоснованные преобразования. Среди Вогау не было специалистов металлургов, да и к местным условиям надо было еще приспособиться. Заслуга немецких управленцев в том, что в их действиях всегда просматривался завтрашний день, они заглядывали не на один ход вперед, а на несколько ходов. Переделывали, модернизировали горны по шведской технологии, старались рациональнее организовать производство, но в принципе первые годы шло изучение возможностей и неспешных, не революционных, а эволюционных изменений.
Первая попытка прорыва была предпринята в восьмидесятые годы, когда определилось стратегическое направление развития. Во-первых, было принято решение, резко нарастить производство чугуна. Для этого в 1882 году приобретаются Кагинский и Узянский заводы, где строятся новые доменные печи. В Каге к выплавке чугуна приступили в 1884 году, в Узяне в 1896. Причем, узянская домна была самой мощной в Белорецком округе. Она опередила домну № 1 Белорецкого завода, которая выдавала 1500 пудов в сутки. В Узяне ежесуточно выплавляли по 1800 пудов.
В Белорецком заводе в 1888 году с одновременной работой по увеличению объема существующих двух доменных печей возводят третью печь необычной конструкции. Шахта покоилась на пяти чугунных колоннах, стены состояли из одного ряда кладки. Прочность достигалась за счет железных обручей, они шли через один ряд кирпичей. Новинка не прижилась, в 1899 году третью печь демонтировали.
Маленькой революцией стало использование горячего дутья. Наряду с прежним водяным колесом стали впервые применять силу пара.
За счет введения в строй трех новых печей и модернизации старых, выплавка чугуна в Белорецком округе возросла с 453.000 пудов в середине семидесятых годов до 2.056.000 пудов в середине девяностых и до 3.288.000 уже к концу девяностых.
При таком резком увеличении доменного производства, естественно, нужны были кардинальные преобразования и в выковке железа. Параллельно с кричной переработкой внедряется пудлингование, когда в специальных печах чугун “варится” при постоянном помешивании рычагами, напоминающими клюшки. От английского слова “пудл” – клюшка, и родился новый термин. Пять пудлинговых печей вырабатывали до пятисот тысяч пудов железа.
В подкрепление кричным горнам и пудлинговым печам приходят мартены, постепенно выдвигаясь на передний план. Первую белорецкую мартеновскую печь емкостью 15 тонн ввели в строй 1 июля 1894 году, вторую, мощностью на 22 тонны – в 1898 году, следующая мартеновская печь была на 25 тонн.
Таким образом, в девяностые годы на заводах производилось кричное, пудлинговое и мартеновское железо. Вот данные по одному Белорецкому заводу за 1895-1896 год (хозяйственный год считался с 1-го мая): чугуна выплавлено 1.063.048 пудов, из него получено пудлингового железа в виде кусков и болванок 475.409 пудов; кричного в таком же виде – 219.613 и вылито кусков мартеновских 441.903 пуда.
Под прежним названием “пашковского железа” продукция четырех заводов пользовалась на рынке спросом, и имела своих постоянных потребителей. Козырем оставалось применение древесного угля. Свозили его на заводы лошадьми в особых коробах на среднем расстоянии для Белорецкого завода в 27 верст, Тирлянского – 32 версты, Кагинского – 15 верст. Наряду с “кабанами” с 1881 года стали применять углесидные печи, через пятнадцать лет их было 112 штук при Белорецком заводе, 68 – при Тирлянском и 41 – при Кагинском. Печи повышали производительность раза в два. Они давали за один прием больше угля, чем “кабаны” и срок приготовления сокращался в два раза, составляя 5-8 дней, причем, рабочих рук новая технология требовала в десять раз меньше. Печи ставили в лесу по несколько штук вместе, неподалеку жили в небольших домиках углежоги и их семьи.
В Узянском заводе организацию приготовления угля усовершенствовали, построив несколько десятков печей рядом с заводом. Дрова доставляли посредством сплава в заводской пруд.
На фоне доменного и железоделательного производства не очень громко заявило себя совершенно новое дело. Недалеко от места впадения речки Нуры в Белую в 1881 году построили завод тянутой проволоки. Просуществовал он пять лет, производя ежегодно по 70 тысяч пудов проволоки и по 50 тысяч пудов гвоздей.
В 1886 году пожар уничтожил первый Белорецкий волочильный завод. Принимается решение о строительстве нового в Каге. Этот завод, пущенный в эксплуатацию в 1888 году, сыграл заметную роль в истории белорецкой проволоки, хотя тоже просуществовал сравнительно недолго, сгорев в 1911 году. В конце девятнадцатого века он производил более трехсот тысяч пудов проволоки, из которых двести шло на переработку в гвозди. Кроме того, в Кагинском заводе вырабатывалось до ста тысяч телеграфных крюков в год.
Интенсивное развитие металлургического производства, появление других направлений вызывалось рождением новой рыночной конъюнктуры. После отмены крепостного права в стране начинается промышленный подъем. К девяностым годам он приобрел характер промышленного переворота. Возникают новые заводы, начинается строительство железных дорог, многочисленных станций, что для бескрайней России имело колоссальное значение. Потребность в тысячах километров рельсов вызвала резкое увеличение спроса на металл. Вдоль дорог тянули бесконечные телеграфные линии, требовалось все больше проволоки и крючьев. Словом, Вогау попали, что называется в десятку, приобретя металлургические заводы и занявшись вдобавок производством проволоки и гвоздей.
Спрос родил предложение, потребовал качественных преобразований в технологии и оборудовании. Вот почему возникали новые домны, немедленно возрождалось проволочное производство, несмотря на два губительных пожара. Накапливались эволюционные изменения, преобразуясь в революционные. Посмотрим, что собой представляли отдельные заводы Белорецкого округа в девяностые годы, накануне ХХ века, попытаемся выявить, какие изменения произошли на заводах и в поселках за первые двадцать лет правления Вогау.
Приращение
Новые мощности вызвали увеличение числа рабочих во всех отделах Белорецкого завода. Больше всего работало людей на добыче руды. Если во времена Твердышева достаточно было ста человек, чтобы обеспечить годовой запас, при Пашковых двести-четыреста, то теперь на Магнитном руднике работало 2.500 рудокопов, на Яндыкском – 350, Цыган-Юртских – 400, Марганцевом – 100.
В доменном плавили чугун 230 доменщиков, в кричном напрягались 80 бедолаг, по прежнему это был самый тяжелый заводской участок. В новых цехах, пудлинговом и мартеновском, работало 180 человек. Резко возросло производство сварочного железа, им занимались 300 работников.
На заводе в восьмидесятые годы возник и успешно развивался прокат металла. В цехе было четыре стана: черновой, крупносортный, мелкосортный, проволочный. Здесь же находились два паровых молота и шесть сварочных печей. Все агрегаты приводились в действие тремя паровыми машинами мощностью от 75 лошадиных сил до 250. В цехе трудились 510 человек.
Немалую роль в ритмичной работе всех цехов и агрегатов играла механическая мастерская с сотней работников. На ремонты, строительство готовили кирпичи 130 человек.
На втором месте после рудного дела по числу занятых были куренные, то есть заготовители угля. Несмотря на внедрение углесидных печей, большую часть топлива готовили 600 углежогов в кабанах, при печах числилось всего 50 человек.
Как мы видели, за двадцать лет выплавка чугуна возросла в четыре раза, а через пять лет, в связи с введением в строй мощной узянской домны, еще на треть. Примерно такими же темпами прирастало производство железа, появился новый товар – проволока и гвозди. Резкое приращение объемов обострило проблему доставки продукции потребителю. Основная нагрузка по прежнему лежала на караванном деле. Барки стали изготавливать больших размеров и в большем количестве. Проводка судов усложнилась и стала значительно дороже. Когда-то величина в 200.000 пудов казалась огромной, в последнем десятилетии девятнадцатого века счет пошел на миллион, затем на два миллиона пудов груза, доставляемого по реке Белой.
Рассматривая соотношение цифр, анализируя показатели, следует иметь ввиду, что речь шла не об одном Белорецком заводе, а о четырех заводах Общества, но это был единый хозяйственный организм, связанный одним центром управления, едиными задачами, сроками, технологией и производственной взаимозависимостью.
Вот как выглядела картина отправки грузов в 1895 году. Караваном из Белорецкого завода отправлено 245.037 чугуна и железа, из Кагинского – 375.476. В пути его несколько раз догружали металлом, доставляемым на санях по зимним дорогам вниз по Белой. Такие перевалочные пункты пришлось оборудовать в Табынске, Охлябинске и Уфе.
После сдачи в эксплуатацию Самаро-Златоустовской железной дороги в 1891 году часть груза стали возить на станцию Вязовая и оттуда вагонами до Уфы.
На Табынской пристани в тот год догрузили 148.454 пуда чугуна, на Охлябинской – 44.229 пудов железа и проволоки, на Уфимской – 167.139 пудов чугуна, 39.365 пудов железа и прочих грузов.
Отправка гужом до пристаней позволяла недогруженным суднам проходить маловодные места в верховьях Белой, а потом в тех местах, где река выходит в степь, они догружались до полной осадки, тем самым обходились меньшим числом барок, и проводка становилась надежнее.
В барках по Белой в 1895 году было отправлено 1.019.690 пудов металла.
Кроме того, со станции Вязовая по железной дороге ушло потребителям еще 92.717 пудов.
Все большее значение приобретал азиатский рынок, где особенно ценилось пашковское железо за сравнительную мягкость при холодной ковке. На санях, иногда на телегах чугун, железо, проволоку, гвозди везли в Троицк, Уфу, Оренбург, Верхнеуральск по конкретным заказам. В Троицке ждали и караваны, только не из барок, а из верблюдов, они с навьюченным железом шли в Коканд, Хиву, Бухару. В рассматриваемый год гужевым транспортом отправили потребителю 342.765 пудов металла.
Внешне поселок изменился разве что своими размерами. Население возросло до 15 тысяч.
Ростки просвещения
Технические изменения потребовали большего числа грамотных специалистов. Вогау содействуют открытию в поселке трех школ. Первой начала действовать в 1889 году церковно-приходская, через пять лет в ней учились 125 детей рабочих. Рангом повыше стало двухклассное училище, открытое через год, в нем кроме 156 детей рабочих обучались и 23 ученика местной администрации. Первоначально возможности для обучения были предоставлены только мальчикам. Позднее открыли школу, где учились 73 девочки.
Как ни странно, первая церковно-приходская школа открылась не в Белорецком поселке, а на шестнадцать лет раньше в Тирлянском заводе, там же первой возникла в 1885 году и школа на 75 девочек. В тот же период получили свои школы обоих типов Кагинский и Узянский заводы.
По инициативе служащего конторы Рудольфа Людвиговича Мейера в Белорецком поселке впервые открывается библиотека. Потребовалось обращение управляющего Акселя Хассельблата к Оренбургскому губернатору за разрешением, которое и было получено. Небольшая библиотека разместилась в здании двухклассного училища, ведал ею начинающий купец Михаил Ефимович Валавин.
Своего рода первым клубным учреждением стала “чайная”, открытая для возчиков из башкирских деревень и казачьих станиц. “Чайная” от слова чай, по сути, небольшая столовая, где коротали время в ожидании распоряжений или расчета наемные работники, занятые на перевозке руды и угля. Здесь новая волна “недовольных” занималась просветительской деятельностью, начинала пропаганду революционных идей. В преддверии ХХ века, самого щедрого на кровавые конфликты, ужасные войны, масштабные революции, зазвенели в поселке первые звоночки будущих потрясений.
В своем донесении в Оренбургское жандармское управление от 5 декабря 1898 года подполковник Минкевич сообщал: “Среди рабочих Белорецкого завода обнаружено распространение: 1. “Объяснение закона о штрафах”, издание Петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса. 2. “Что нужно знать и помнить каждому рабочему?” с приложением “Всемироный рабочий праздник 1 Мая”, издания типографии Союза русских социал-демократов, Женева, 1897 год. Подозревается в противоправительственном влиянии на рабочих лесничий М.Морозов”.
Семена нового недовольства щедро удобрялись условиями нового экономического кризиса, наступившего на стыке веков…
База
Постепенно экономический кризис из стадии спада вошел в стадию депрессии, затем наступил период оживления, и производственное колесо завертелось с прежней силой.
Жизнь вошла в обычное русло. Все глубже рыли ямы на горе Магнитной, добывая все больше руды, и уже с трудом справлялись тысячные колонны возчиков с обеспечением домен годовым запасом сырья. Предельно усложнилась доставка грузов в центр страны. На заседаниях Правления Акционерного Общества несколько раз обсуждали вопрос о том, как перейти с речного и гужевого транспорта на железнодорожный. Представители дома Вогау неоднократно зондировали почву в правительстве на предмет прокладки государственной железной дороги от Самаро-Златоустовской линии к Белорецким заводам. Пробить эту идею не удалось. Тогда принимается решение о строительстве частной, относительно дешевой узкоколейки от станции Вязовая через Тирлян к Белорецку.
Идея вызревала лет двадцать. Необходимость ее реализации была совершенно очевидной, и откладывать начало проектно-изыскательских работ приходилось по самым, что ни на есть, объективным причинам. То ждали достаточного приращения капитала, то помешал кризис, то революция, и вот, когда решение было принято, проведены изыскательские работы от Вязовой до Тирляна, случилось еще одно препятствие. Летом 1911 года в Каге произошел один из нередких в деревянной России страшных пожаров. Завод выгорел дотла.
Потеря была громадной. Проволочно-гвоздарному заводу не было и четверти века. Волочильное имело паровую машину в 120 лошадиных сил и 127 волочильных барабанов разного размера. В квасильном отделении находилось восемь чанов, в отжигательном отделении – восемь печей. В гвоздарном размещался 31 станок из Германии, 24 – из Франции, еще 10 станков было изготовлено своими силами. Гвозди поступали в полировочное отделение, в котором находилось 12 отделочных барабанов. Уже в девяностые годы здесь выпускали гвозди простые, толевые, подковочные, укупорные, кровельные, обойные, штукатурные. Все отделения соединялись между собой и со складом рельсовой дорогой.
В том же здании имелись отделения по приготовлению телеграфных крюков, для выделки пружин, механическое отделение, лесопилка.
В одночасье не стало завода и большей части поселка в сотни домов. Много было драматичных историй, многочисленных обращений к хозяевам с просьбами о возобновлении завода, об оказании материальной помощи. Удивительно, что, несмотря на решение о прекращении производства в Каге, поселок не погиб, хотя и превратился из промышленного в сельскохозяйственный.
Правление Общества приняло решение строить проволочно-гвоздарную фабрику в Белорецке. Часть оборудования вывезли тем же летом и начали монтаж на территории завода небольшого цеха, который дал первую продукцию в 1912 году.
Параллельно продолжалась и прокладка железной дороги, к лету того года подведенной к Тирляну.
На очередном заседании Правления в Москве 13 июля 1912 года обсуждался ход строительства узкоколейки. В выступлениях директоров звучала мысль о форсировании строительства, о том, что в ближайшие годы ни один завод, не имеющий доступа к железнодорожной сети, не выдержит конкуренции. Гужевой транспорт становится анахронизмом, а караванный способ доставки не мог реализовать потребности в своевременной отгрузки продукции и резко снижал оперативность выполнения заказов.
Всем было ясно, что, несмотря на материальные издержки из-за кагинского пожара, дорогу надо завершать немедленно. Правление поручило инженеру Вагнеру “покончить все работы по изысканию и нанесению линий в натуре, а также сделать все профили”. Заготовку шпал поручили организовать той же осенью, с тем, чтобы линию Белорецк – Тирлян строить летом 1913 года.
На этом же заседании обсуждались направления дальнейшего развития и усовершенствования заводов округа. Вопрос, что называется, оказался сыроват, и Правление поручило директору К.А.Банза в ближайшее время представить общие соображения по затронутой теме. Пока же наметили проведение предварительных работ, однако уже этот перечень нес в себе кардинальные перемены.
Кроме соображений по поводу завершения узкоколейки, выделению средств на ремонт и развитие металлургического производства, в плане работ стояло: “Построить новую гвоздарную фабрику в Белорецке, выделив первоначально 198 тысяч 863 рубля 49 копеек”.
В документах того времени строящееся предприятие именуют то заводом, то фабрикой, видимо, не делая особого различия между терминами. Пусть эта маленькая неувязка не смущает читателя, цитируя документы, придется воспроизводить оба слова.
Площадку под завод определили на правом береге пруда, под боком Нижнего селения. Рядом холм, нареченный белоречанами веселым словом – “Шишка”. При Вогау ради краткости и звучности, не всегда, но частенько именовали и завод в официальных документах “Шишкой”. Позднее, при серьезной партийной системе, слово показалось несолидным, и постепенно из обихода его изжили. Сегодня только кое-кто из стариков в рассказе может сказать, что работал когда-то на «Шишке».
Сохранились имена тех, кто вбил первые колышки на территории современной сталепроволочной части.
Поручили подготовить план строительной площадки и провести разметку на местности инженеру Кнуду Лорентцену, строителю Ивану Парфеновичу Перчаткину, рабочим временного проволочно-гвоздильного цеха Эммануилу Ефимовичу Нужину, Гаврилу Васильевичу Симонову.
Датчанина Лорентцена можно считать основателем проволочного дела в Белорецке. В августе 1912 года Правление “в виду предстоящего первого года службы заведующего гвоздарным заводом в Белорецке инженера Кнуда Лорентцена” заключает с ним новое соглашение на три года, начиная с 1 сентября 1912 года, с назначением ежемесячного жалованья в 300 рублей. Кроме того, до окончания постройки нового Белорецкого проволочно-гвоздарного завода ему назначается ежемесячная доплата в сто рублей и годовая премия не менее шести тысяч. Через три года с заведующим Кнудом Лорентценом вновь продляется договор, на этот раз до 1 июля 1918 года, в помощники к нему назначается Ф.Р.Пельцер.
После решения о выделении средств и начале строительства организационный маховик сразу набирает обороты. Через две недели Правление вновь возвращается к вопросу о перспективах развития и приоритетных направлениях. Речь идет о “приведении предприятия в состояние выгодно производить около трех миллионов пудов готового товара”.
Намечается обширная программа, требующая огромных капиталовложений. Сумма, предусмотренная на строительство проволочно-гвоздарного завода, увеличена вдвое. Новый завод потребует больше металла, что потянет за собой всю технологическую цепочку.
Параллельно в смету расходов закладывается 400 тысяч рублей на доменный и мартеновский цеха, по столько же на развитие электро-энергетического хозяйства, мелкосортной прокатки.
Главной заботой остается железнодорожная линия от Белорецка до Запрудовки, требующая не только завершения колеи, но и приобретения локомотивов и вагонов. На все это надо еще 2.200.000 рублей.
Акционерное Общество заключает новый контракт с Торговым домом Вогау на ближайшие пять лет о предоставлении кредита из расчета 7 процентов годовых. Сумма в 3,5 миллиона набирается за счет выпуска акций: 35 тысяч по 100 рублей каждая.
В соответствии с разработанной стратегией пошли самые разнообразные заказы. Из Копенгагена выписывают паровую машину, у Всеобщей Компании Электричества в Москве закупают генератор,
Акционерному обществу Артура Коппеля идет оплата на поставку локомотива и вагонов. Через несколько месяцев заказаны три паровоза системы Клин-Линднер по 19 тысяч 700 рублей и 15 открытых товарных платформ. Новые расчеты (дело-то принципиально новое: паровоз на смену лошади!) показывают, что и этого совершенно недостаточно. Следует заказ еще на три паровоза, пятьдесят платформ и двадцать вагонов разного назначения.
Из Дюссельдорфа, Лондона выписывают котлы, станки, насосы, трансформаторы, водомеры, водоочистители.
Правление дает задание на оснащение проволочно-гвоздарного завода приобрести у фирмы Альфреда Гутмана в Москве два электрических крана, у фирмы Вейце и Монского центробежные насосы.
Из Дюссельдорфа от Викштрема и Байера ждут 22 гвоздильных станка, из Вестфалии от Вильгельма Брайтенбаха два волочильных стана для толстых сортов проволоки, из Альтена от братьев Гек машины для волочения, из Цюриха электрическую машину для упаковки гвоздей…
В 1913 году на левом береге начинается строительство центральной электрической станции. Новый завод решено запитать кабелем, проложенным по дну пруда. Заказали два кабеля длиной 1.200 и 600 метров.
Логичным развитием мероприятий по “приведению предприятий в выгодное состояние” стала подготовка к прокладке железнодорожной колеи от Белорецка до горы Магнитной. Впервые эту тему затронули на заседании правления в конце 1913 года, в повестку дня ставили проведение проектно-изыскательских работ. Что называется, руки не дошли. Началась война.
Как это ни кощунственно звучит, мировая война способствовала дальнейшему оживлению черной металлургии и метизной промышленности. Последовали военные заказы, цехи работали с полной нагрузкой. Получаемая прибыль позволяла исправно платить налоги, участвовать в развитии поселка. Не случайно в эти годы на повестке дня заседаний Правления строительство водопровода в Верхнем селении, организация пожарного дела, открытие реальной школы, строительство жилых домов. Однако в условиях затянувшейся войны, неудач на фронтах обострилась внутриполитическая обстановка. Стали искать виновных. Прозвучало истеричное: “Измена!” В общество было вброшено слово – шпионаж.
Выше мы приводили выдержку из отчета Торгового дома Вогау, где бегло говорится о причинах отказа Вогау от участия в управлении Акционерным обществом Белорецких заводов. Дело дошло до того, что в официальных документах в адрес Мориса Марка и Гуго Марка прозвучало обвинение в шпионской деятельности в пользу Германии. Оно не подкреплялось никакими конкретными доводами, однако можно предположить, какой оказало психологический эффект. Торговый дом, как мы знаем, уцелел, но к АО Белорецких заводов он уже не имел отношения.
Ставка на “своих”
Насколько обоснованы были претензии к Вогау в плане “борьбы с немецким засильем”? С точки зрения самих немцев, ни на сколько. Торговый дом предоставил достаточно убедительные аргументы о своей полной лояльности к России, ставшей большинству родственников Вогау любящей… мачехой.
В самом деле, не матерью же. Родина-то все-таки там, в Германии. Вот на том основании и суетились российские спецслужбы вокруг российских немцев. Вопросы возникали. Те же господа Марки приняли российское гражданство только после начала войны, до 1914 года официально оставались подданными Германии. Почему? В Правлении одни немцы. Сговариваются? Медь к рукам прибрали. Не тормозят ли снабжение военных заказов?
Ну, и так далее. Жизнь мозаична. Трудно ли из нее по любой заданной теме надергать фактиков? Тем более, что в кадровой политике Вогау откровенно придерживались отбора по национальному признаку. Доверяли больше все-таки немцам, шведам, датчанам. Достаточно взглянуть на фамилии ключевых управленцев Белорецкого завода.
С составом Правления все ясно. Монополия Вогау была ярко выраженного семейного типа, и это никогда не скрывалось. Среди ключевых фигур в Белорецке и Тирляне мы видели фамилии Хассельблата, Лорентцена, Пельцера, среди специалистов Вагнера, Бетхера, Бейера. Дополним картину рядом аналогичных фактов.
На очередном заседании Правления 18 мая 1912 года в числе прочих вопросов рассматривалась необходимость укрепления руководства Белорецким заводом. Приняли решение пригласить инженера-техника Оскара Николаевича Рудбаха в качестве заведующего машинной и механической частью с окладом 500 рублей в месяц, годовой премией в 1200 рублей. Предоставили в бесплатное пользование квартиру с отоплением, освещением, экипаж, лошадь и кучера.
Значительную роль в руководстве Белорецкими заводами имел Людвиг Эдуардович Бальдвин-Рамульт – “долголетний и весьма полезный для округа деятель”, – так отозвался о нем последний “досоветский” Главноуправляющий Евгений Константинович Поленов. Да и как иначе он мог говорить о Бальдвине-Рамульте, если тот занимал должность доверенного лица от Правления, то есть был московским оком в Белорецке и нередко замещал Главноуправляющего, успевая вместе с женой Соломеей Марией Марцелиевной растить шестерых детей.
Нелишне упомянуть и главных бухгалтеров, при назначении которых Правление тоже явно тяготело к нерусским фамилиям. С 1902 года служил на заводе Адальберг Романович Штейн, поднявшийся до главбуха. Последние два года еще исполнял и обязанности заместителя доверенного лица Правления.
За день до начала мировой войны, 29 июля 1914 года, призвали Штейна в армию. В атмосфере начинающейся истерии отстоять от призыва его не сумели, но постарались пристроить в спокойное место. Адальберг благополучно просидел до самого развала царской России вдали от западного театра военных действий в Темир-Хан-Шуре Дагестанской области. Очень просился снова в Белорецк, на прежнюю должность. В Правлении в это время сидели совсем другие люди и Штейна не приняли, главбухом служил А.Ф.Миль.
Призвали в армию, кажется, всех, кто имел европейские фамилии. Также регулярно получал от Правления ежемесячные переводы по 500 рублей до января 1918 года инженер Оскар Вагнер, носивший гимнастерку далеко от фронта, в сибирском Енисейске.
А.Эстерблад в чине подпоручика получал зарплату с Белорецкого завода, находясь в Кавказской армии на Туркестанском фронте в 6 роте стрелкового полка.
Все иностранные белорецкие специалисты завода, волею прихотливой судьбы ставшие военнослужащими доблестной русской армии, аккуратно отправляли почтовые карточки с извещениями о получении денег и с вполне понятными искренними изъявлениями благодарности. Карточки направляли в Правление АО Белорецких железоделательных заводов по трем адресам: Москва, Варварка, 26; Москва, Мясницкая, 24; Петроград, Галерная, 11.
Правление, похоже, предпочло бы иметь весь руководящий персонал из иностранцев. Даже на должность заведующего складом Торгового дома Вогау в Уфе пригласили из-за границы И.И.Грюнберга, помощником заведующему Рудбаху назначили инженера Георгия Минцера, на должность консультанта по цементному производству выписали инженера Андрея Андреевича Бауэра.
В 1913 году рассмотрели обращение Ф.Ф.Траппе о его заслугах перед Обществом Белорецких заводов. Он строил проволочный завод на Нуре, потом в Каге, руководил производством проволоки. Правление приняло решение о выделении Траппе пожизненной пенсии по сто рублей в месяц.
Немало потрудился в Акционерном Обществе инженер Василий Васильевич Белле. Правда, в детстве его нарекли Карлом- Фридрихом-Вильгельмом. Для удобства общения с русскими подчиненными и вышестоящими чиновниками иностранцы становились Андреевичами, Васильевичами, Максимовичами и т.д.
Ставка на своих, конечно, оправдывала себя. С точки зрения немцев. Не случайно, все финансовые дела фирмы, касающиеся членов Правления и их родственников, велись в секретном журнале и были недоступны никому из посторонних.
Объективности ради отметим, что в целом для заводов “немецкое засилье” в производственном плане не приносило никакого вреда. Наоборот, немецкая педантичность, организованность, умение вести дела на внешнем рынке, подкрепленные финансовой мощью Торгового дома позволили заводам успешно развиваться и крепнуть. Вогау заложили прочную базу на сотню лет вперед, подведя под Белорецкие заводы трех китов: волочение проволоки, электричество, железную дорогу. Они же принесли в Белорецк новые способы получения железа – пудлингование, мартены, новый способ получения древесного угля – углесидные печи. Вогау оказались вовремя в нужном месте.
Другое дело, что чересчур обильное наличие иностранцев в руководстве заводами не могло не вызывать раздражения русского населения и напряжения на национальной почве, резко обострившихся с приближением войны с Германией. В конце концов, оно и разрядилось вынужденной продажей Вогау акций АО БЖДЗ.
Уместно, думается, здесь сказать еще вот о чем. Третья часть книги оказалась посвященной практически одним иностранцам. Так легли документы, так сохранились архивы Торгового дома, из которого даже письма в Белорецк шли большей частью на немецком языке.
Вместе с тем, уделив значительное внимание деятельности иностранцев, не будем забывать, что во всех поселках и деревнях Белорецкого горного округа жило русское население, окруженное десятками башкирских сел. Вся основная работа, как и во времена Твердышевых и Пашковых, велась русскими работниками. На вспомогательных работах – заготовке дров, вывозке руды – работали башкиры, татары, нагайбаки из близлежащих сел в радиусе до 150 километров.
И еще раз отдадим должное основоположникам всей белорецкой истории. Все-таки самыми пассионарными личностями в ней оказался русский Ваня, Иван Борисович Твердышев, со своими братьями, Петром и Яковым, с сестренкой Татьяной, со своим зятем Ваней, Иваном Семеновичем Мясниковым. Как ни крути, Вогау оказались лишь удачливыми продолжателями начатого дела на башкирской земле, кстати, развитого, пусть не очень умело, целой династией Пашковых.
Такое вот соотношение русского, башкирского, немецкого и прочего шведского элементов
Полностью книгу можно прочитать по ссылке в разделе «Краеведческая литература»:
Поделиться: