Пугачёвщина на Южном Урале

Автор Виталий Александрович Миткалев, горный инженер, краевед.

Ещё до взятия 4 октября Переволоцкой крепости и начала похода главных сил Пугачёва к Оренбургу, 2 октября начался бунт на Авзян-Петровском заводе. Основу населения Авзяна составляли бывшие госкрестьяне левобережья Камы Казанской губернии. Они, либо, как русские, говорившие по-татарски, либо были из крещёных татар, или чувашей, которые, имея православные имена и фамилии, говорили на татарском, что был для них родным. Проблем в изъяснении с местным населением у авзянцев не было,-дело доходило до смешанных браков. Особую часть авзянцев составляли «староверы-раскольники», сосланными на Урал в разные годы после подавления «Соловецкого» и других бунтов. Но главными подстрекателями и координаторами бунта 2 октября 1773г в Авзяне были ссыльные «конфедераты», имевшие тайные связи с Польшей и Оренбургом, где было немало ссыльных польских «конфедератов», используемых чиновниками. Лишь до Пугачёва дошёл слух о бунте рабочих Азян-Петровских заводов, он решил использовать это. 16 октября 1773г Пугачев приказал Хлопуше-«–Возьми ты 2 казаков да провожатого с Авзян-Петровского завода Дмитрия Иванова, поезжай туда и объяви заводским крестьянам указ. И если будут согласны мне служить, то посмотри: есть ли мастера лить мортиры? И если есть, то прикажи лить. Авзян-Петровский завод (основан в 1753г на р.Авзян), принадлежал Демидову и отстоял от Оренбурга в 330 верстах. В нем жило около 5 тысяч человек. Хлопуша, кому выдали деньги на дорогу, выехал на завод. За ним 17 октября туда же направился Шигаев с указом Пугачева «к приказчикам и работным Авзянского завода» Указ призывал: «Никогда и никого не бойтесь и моего неприятеля, яко сущаго злодея, не слушайте; кто меня не послушает, тому за то учинена будет казнь» .Ухлопуша шёл  через Ташлу и Вознесенский завод. Вскоре от него пришли в лагерь Пугачёва 83 крестьянина Вознесенского, (Иргизлы) завода. Они привезли 5 пушек, порох, много денег. Еще 100 человек из этого завода отправил Шигаев. Силы Пугачева пополнили 100 казаков, бежав из Яицкого городка. Днями позже пришли 500 человек с черемисским старшиной Мендеем, башкирским старшиной Алибаем Мурзагуловым и 600 человек, калмыцкий старшина с 300 ставропольскими калмыками. Люди шли к Пугачеву со всех сторон, Хлопуша, задержавшись в Вознесенском заводе прибыл в Авзян лишь 21 октября, где его с воодушевлением приняли рабочие Авзяно-Петровского завода., где ещё с конца сентября шёл саботаж работ и завод стоял. Работные собрали отряд в 500 человек. Они сковали приказчика и 6 расходчиков, повезли с собой в пугачевский лагерь. Рабочие выделили человека, для их сопровождения. «И притом избрали мы от себя для препровождения оной нашей партии тебя, Степана Понкина, ехать дорогой до своих жительств и в проезде нашем никаких обид, ни налогов в жительствах не чинить». Из 40 пушек, бывших на заводе, годными оказались лишь 6. Захватили заводские деньги-7тысяч рублей, из 120 лошадей, часть скота. Всё направили к Оренбургу. Часть авзянцев во главе с П.Матвеевым отправили на Белорецк. В Белорецк Матвеев прибыл 26 октября, остановил завод, но кроме отдельных лиц привлечь к бунту население Белорецка не смог. Под угрозой отряда подпоручика Е.Козловского из Верхяицка из 33 казаков и 300 исетских служилых «тюменских татар», Матвеев ушёл на Авзян и далее на Оренбург, Отряд Козловского не ушёл за ним, а 18 ноября с заводских жителей взял крестоцеловальную подписку в верности Екатерине II. 21 ноября отряд Козловского покинул Белорецк для защиты других заводов и крепостей Урала. Оборону Белорецка от авзянцев 2 месяца вело «ополчение» Белоецка, усиленное 42 казаками. Лишь в январе 1774г авзянцы вошли в Белорецк и «войдя на предприятие, принялись грабить заводскую контору, забрав оттуда все деньги и уничтожив все бумаги».. Историки говорят,-«это был единственный случай в Пугачёвщину, когда рабочие 2-х заводов воевали друг с другом». Для того были причины. При стройке Авзяна граф Шувалов получил 1920 душ приписных госкрестьян сел Чистое Поле, (ныне Чистополь), Котловка, Булдырь и Каменный Ключ Казанской губернии. Госкрестьяне были менее угнетаемы, чем помещичьи. Их не могли продать, или безнаказанно насиловать, или убить, как это творила помещица Салтыкова и другие изверги. (Правда Елизавета и Екатерина II часто награждали фаворитов госкрестьянами, переводя их в разряд помещичьих. Так Елизавета часть госкрестьян Казанской губернии, приписанных к Авзянзаводу, подарила графу Петру Ивановичу Шувалову, что их переселил в Авзян. Приписные Авзяну госкрестьяне часто бунтовали. И как не бунтовать, если отрывали от насиженных мест и семей и гнали за 600 верст «чёрт знает куда». 3 раза в год должны они были отработать на заводах: с 25 марта по 1-е мая, потом «отдых» 25 дней; затем снова с 25 мая по 25 июля заводская работа, потом возвращались домой на покос и уборку хлебов. И, после уборочной с 15 сентября по ноябрь отработать на заводе. В дороге госкрестьяне кормили сами себя. Из-за бездорожья и непогоды время весенних и летних «отпусков» было смехотворно мало. Путь 90 вёрст от Белорецка до рудников Магнитной обозники, (как гружёные, так и порожние) преодолевали за 2 дня, с ночёвкой для кормёжки лошадей. По сравнению с 600 верстами это был «спринт», а в распутицу, было нереально за 25 дней совершить марш бросок в 600 км, туда и обратно. Стройку сопровождали бунты. Так 15 октября 1754г 640 крестьян села Чистое Поле по пути на завод после встречи в деревне Арметь, что в 100 верстах от Авзяна, с земляками, возвращающимися с завода и, узнав о самодурстве управляющего Мануйлова, развернулись обратно. Не помогла и воинская команда, присланная из Уфы. Пущенный 11 марта 1755г Авзянзавод уже 9 мая был сожжён своими рабочими, что воспользовались брожением башкир Бурзянской волости Ногайдаруги,-предвестника мятежа Батырши. Иную политику вёл Твердышев, в годы мятежа Батырши пустившего Катав-Ивановский завод. Он давал рабочим материальные преимущества:-выделяли в году на работу в личном хозяйстве 52 выходных, 23 праздника и ещё 20-30,(в зависимости от погоды), дней на посевные работы, на сенокос и на уборочные работы при своих усадьбах и гумнах. В отличие от других заводчиков (Демидовых и прочих), он строго придерживался правила, что «с хорошо прокормленных» на работе можно больше требовать. С этой целью он выделил своим рабочим бесплатно земельные наделы из своих заводских земель. Рабочие освобождались от налога на землю- «земельной ренты». Рабочие завода освобождались от воинской повинности, что по тому времени было большой привилегией. Всё это вызывало зависть и даже ненависть полностью бесправных рабочих соседних заводов. ( А.С.Пушкин описывает рознь крепостных Троекурова и Дубровского. В свою очередь, крепостные Дубровского, отказались идти в подчинение Троекурова, не кинули своего «молодого барина». Как была извечная вера в «доброго царя-батюшку», так была вера в доброго «барина-батюшку». У Пушкина, в «Капитанской дочке», дворовый крестьянин Савельич относится к барчуку, как к собственному сыну). Конечно, Пушкин что-то идеализировал, но факт, что рабочие Катав-Ивановка отбили все штурмы и спасли завод от грабежа и пожара, а после пугачёвщины в сжатые сроки помогли восстановить Белзавод, является бесспорным. Рабочие Белзавода сочувствовали «доброму» хозяину и в поджоге завода и посёлка, за редким исключением, участия не приняли. Инициаторами краха Белорецка в 1774г были авзянцы. Сведения, что белоречане пополнили Авзянский полк Пугачёва, являются фейком,-Авзянский полк пополнился авзянским отрядом вошедшим в Белорецк в январе 1774г и выполнявший оккупационные и карательные функции против белоречан). В 1760г Демидову достался готовый завод с его населением. Сведения, что население Авзяна изначально из, якобы калужских и тульских вотчин Демидовых, являются мифом. Пущенные в 1738-45гг Сукремльский чугуноплавильный и Людиновский железоделательный заводы по рекам Болва и Десна имели выход на Днепр и Северное Черноморье. Выгодное геоположение делало производство металла в этих местах стратегическим для России. (Позже тут была «Русская Америка» Сергея Мальцева, где сделали первые пароходы для Чёрного моря и первые в России магистральные паровозы). В 1739г Россия разбила турок и присоединила земли Запорожского казачества. В Семилетнюю войну Сукремльский и Людиновский заводы были ближними для войск русской армии наступавших от Смоленска. Горнозаводчики, хотя над ними довлела Берг-Коллегия, деньги считать, а главное,-делать, умели. Военные заказы так обогатили Евдокима Демидова, что в год взятия русскими войсками Берлина он купил Авзянзаводы и в 1767г начал строить рядом Кагинский. Авзяны и стройку Кагинского «преследовали» пожары, а начавшиеся войны с Польшей 1768-1772гг и  с Турцией 1768-1774г вновь давали сверхприбыли в Людиново и всё внимание Е.Демидова было обращено туда. Е.Демидов сделал большую ошибку, для модернизации заводов Урала «беря на поруки» польских конфедератов, обладавших горно-металлургическим опытом. В отсутствие Е.Демидова польские «спецы» Кухтурзавод подло построили в зоне карста. Пустив завод в Каге в 1769г, Е.Демидов, не мудрствуя лукаво, заселил Кагу авзянскими рабочими. («Авзян и Кага,-одна бодяга»). В том году Демидов продлил аренду части Инзердачи, что заключил ещё в 1759г, планируя в устье Тюльмы строить Инзерзавод. (Только Семилетняя война, бросившая все силы и финансы на расширение Сукремльского и Людиновского заводов, не позволили ему начать строить Инзерзавод). Демидов, кое-как после Пугачёва пустив молотовый завод в Каге, затягивал восстановление Авзяна и Кухтура. Берг-Коллегия давила на него, задерживая разрешение на стройку Узянзавода взамен Кухтурского. В начале 1777г Берг-Коллегия в предупреждает, что если в течении года он не начнет производство чугуна в Авзяне, то заводы у него конфискуют. Однако Демидов без разрешения Берг-Коллегии начинав стоить в 1777г завод в Узяне, пустил его на год раньше, чем восстановил Авзянский. Возник скандал. Прокурор Берг-Коллегии возбудил против Демидова «государственное дело». Тяжба длилась 4 года и лишь в конце 1781г, когда Е.Демидов уже был тяжко болен, (умер 29 января 1782г), Сенат прекратил Дело. В Узян Демидов перевёз часть металлургов своих заводов Калужской губернии. До сих пор часть Узяна зовут «Литва», в память о переселенцах из тогда пограничного с Литвой Людиново. Узян оправдал надежды Е.Демидова,-за все годы он ни разу не горел. Тогда как, Нижний Авзян после очередного пожара в 1897г ликвидировали, а в Верхнем Авзяне пожары и аварии не прекращались вплоть до 1908г, когда встал. Верхний Авзян был на перепутье дорог. Пока завод отстраивали после очередного пожара, (посёлки удивительно оставались целыми, а вот Кага в 1911г сгорела вместе с селом!), многие работники, имевшие лошадей, занимались выгодным извозом. Особенно после сдачи в 1821г почтово-коммерческого «тракта Екатерины»-Симбирск-Стерлитамак-Авзян-Белорецк-Верхяицк-Троицк. В Авзяне процветали «заезжие» и «постоялые» дворы с негласной продажей спиртного и разных форм проституции. Вспомним,-в «Повестях Белкина» дочь станционного смотрителя стала содержанкой проезжего «барина». И это не худший случай! Менталитет авзянцев ярко описывал опекун Авзянзавода Алексей Михайлович Евреинов-,«не лишены охоты побольше и полегче зашибить копейку и припрятать её…Вы встретите затруднение в сохранение ближайших молодых лесов и сопротивление пользоваться только валежником, в бесчисленном количестве находящегося кругом, но даже осиновым лесом. А тронуть вопрос о сбережении липового, берёзового, вязового и дубового леса, который они варварски истребляют, обдирая на лубья, лыки и дёготь в продажу на ободья, полозья и постройки повозок тоже для торговли, было бы путём к значительному ропоту». Саботаж работы на заводах усилился после начала в 1897г «золотой лихорадки», что усилила у авзянцев стяжательство и моральное разложение. В Авзяне была одна из самых больших в Белоречье каменных церквей. Но посещая Казано-Богородскую церковь, авзянцы  усердно нарушали «заповеди Христа». После Гражданской были попытки возрождения Зигазинского, Инзерского и даже Узянского, (как вариант Зигаза-Комаровского завода у Азналкино, но не было даже намёков на возрождение Авзянских и Кагинского заводов. Даже о ответвлении Белорецкузкоколейки на Авзян не думали, так это было бесполезно из-за менталитета авзянцев). При Чике Зарубине в Чесноковке сложился своего рода военный и административно-финансовый центр, штаб по руководству движением на Урале и Западной Сибири. Чесноковка стала 2-й Бердой, а его войско-2-й армией восставших. Глава чесноковского центра имел помощников, назначал полковников и атаманов, рассылал приказы, «наставления», которые скреплялись печатью с надписью: «Графа Ивана Чернышева печать». Все население после зачтения в церквах манифестов приводилось к присяге на верность императору Петру III. С каждого двора брался без всяких отговорок человек с оружием в войско восставших. К Зарубину и без приказов, добровольно, шли со всех сторон люди – крестьяне, работные люди, башкиры и др. По прибытии Зарубина в Чесноковку восставших числилось до 4 тысяч человек. Недели через полторы их уже было около 10 тысяч, затем – 12 тысяч, даже до 15 тысяч. Чика посылал отряды по заводам, и они привозили оттуда все, что нужно. Так, Иван Степанович Кузнецов, от Чесноковки через Архангелзавод и Зуяк пройдя по «старой дороге», побывал на Саткинском, Златоустовском заводах, взял там и доставил под Чесноковку 50 пушек, сотни ружей, 100 пудов пороху, 10 тысяч рублей денег. Повеления Зарубина, что приказывал местным повстанческим властям помогать населению, выполнялось охотно. Ему повиновались беспрекословно, понимая, что он действует во имя интересов простых людей.  Зарубин делился вооружением, припасами с теми отрядами, которые действовали, часто по его прямому поручению, на очень большой территории. Туда же он направлял лучших своих помощников-предводителей. Под Красноуфимск и Кунгур послал табынского казака Степана Кузнецова, назначив его «главным российского и азиатского войска предводителем»; под Челябинск через Архангельский завод, Зуяк, Сатку и Златоуст – Ивана Никифоровича Грязнова, отличившегося захватом Воскресенского, Богоявленского и Архангельского заводов и т. д. Они действовали именем «Петра III» и «графа Чернышева», создавали отряды, вели военные действия. Сообщали обо всем в Чесноковку, согласовывали с Зарубиным решения. У Кузнецова под Кунгуром возникли разногласия с Канзафаром Усаевым, и он, арестовав нарушителя дисциплины, в конце января выехал в Чесноковку, чтобы с помощью Зарубина обсудить конфликт и принять по нему решение. Василий Иванович Торнов (Персиянинов), получив в Берде назначение атаманом в Нагайбак, обязан был подчиняться «графу Чернышеву». Он не только поддерживал с ним связь, но и ездил туда, чтобы просить пушки, припасы к ним. Власть Зарубина признавали все командиры, действовавшие в этих местах, их население. К нему направляли отряды, казну, припасы из селений, заводов, присылали донесения. Представители местных жителей просили оградить их от грабежей, излишних поборов, разорения, «озорничества», получали от него помощь и защиту. Чика давал указания представителям местных властей не обижать население, соблюдать порядок. Их вызывали в Чесноковку с записями («выборами»), подтверждавшими избрание «миром», кругом, давали инструкции («наставления»). Иногда на местах выбирали атаманов и есаулов по своей инициативе. Потом сообщали «заручными письмами» (письмами с подписями) Зарубину, и тот, не вызывая к себе, утверждал выбор, посылал «наставления». Во всех подобных действиях видно стремление незаурядного предводителя, каким был Зарубин, хоть в какой-то мере преодолеть стихийность движения, локальность в действиях его участников, их оторванность друг от друга, поддерживать связи между разными повстанческими отрядами и центрами, как-то координировать их акции, организовать взаимопомощь. Из отрядов присылали в Чесноковку людей, вооружение, припасы. То же делал «граф Чернышев». В Исетской провинции Южного Урала еще до прихода посланцев Пугачева и Зарубина местные крестьяне и заводские работники становились их приверженцами. В конце декабря на  Саткинский завод прибыл И.Н.Грязнов. Он собирал людей в отряд, производил суд и расправу именем Пугачева, наказывал «ослушников» – представителей заводской, царской администрации, башкирской верхушки. Одного из саботажников, выступавших против мероприятий повстанческих властей, башкирского сотника Колду Девлеева, он приказал повесить, у другого конфисковал имущество и сжег дом. Грязнов собрал отряд в несколько сот человек из башкир и русских. У него имелись конница, пушки. В него вступили многие работные люди с занятых им заводов – Златоустовского, Саткинского. Ему одна за одной подчинялись крепости, русские и башкирские деревни, слободы. Их жители нередко поднимали восстания, расправлялись с начальниками царских отрядов. Документы с записями о недоимках по налогам летели в огонь. Присягнув на верность «Петру III», многие вступали в грязновский отряд. В Чебаркульской крепости взяли 5 пушек, другое оружие, боеприпасы. Всего у восставших было 12 пушек. В начале января Грязнов подошел к Челябинску. 5 января там вспыхнуло восстание – местные казаки во главе с атаманом Алексеем Уржумцевым и хорунжим Наумом Невзоровым захватили пушки на центральной площади, разгромили дома некоторых чиновников. Воевода Веревкин и асессор Свербеев, его помощник, оказались под арестом. Восставшие установили связь с Грязновым. На их сторону перешли крестьяне, которых мобилизовали для защиты города. Остальной гарнизон бездействовал. Но, несмотря на первоначальный успех, развить его не удалось. Офицеры-артиллеристы, канониры сумели отобрать орудия, освободили арестованных. Большинство восставших казаков и крестьян вышли из города и вместе с грязновцами организовали его блокаду. Не склонив город к сдаче, Грязнов 8 января повел восставших на штурм. 10 января он повторился, у него под командой было до 5 тысяч человек с 8 пушками. Гарнизон, действовавший под прикрытием каменных укреплений, отбил атаки. В плен попал хорунжий Невзоров, один из руководителей челябинского восстания 8 января. По приказанию воеводы его замучили в застенке. Грязнов, оставив под городом разъезды, ушёл к Златоусту. Блокада продолжалась, но в Челябинск сумел проникнуть генерал де Колонг с отрядом. Посланный Грязновым отряд Михаила Ражева занял в середине января Миасскую крепость, в 15 верстах севернее Челябинска. Двинулся далее-к Долматову монастырю и Шадринску. К повстанцам по пути присоединялись новые сторонники, их отряд разрастался, делился на новые отряды, действовавшие по разным направлениям.  Подъем движения позволил Грязнову вновь приступить к Челябинску с 4 тысячами повстанцев и 20 пушками. Де Колонг неожиданно напал на его базу в деревне Першиной. Грязнов потерял 180 человек и 2 пушки. Но снять блокаду де Колонгу не удалось. Тогда он, забрав чиновников, 8 февраля пошел с отрядом на прорыв. Отбивая непрерывные атаки восставших, он сумел дойти до Шадринска, ближе к Сибирской губернии, надеясь на помощь ее властей. В Челябинск 8 марта вошли повстанцы. Здесь появились их выборные атаманы и есаулы, станичные атаманы. Они занялись делами по охране порядка в городе и Исетской провинции, судом и расправой, набором войска, снабжением и прочим. Походным атаманом избрали Григория Туманова, человека незаурядного, что признавали даже враги восстания. Бездействие де Колонга вызвали недовольство в Петербурге и у Бибикова. Бибиков о «странном поведении» де Колонга, со слов сибирского губернатора Чичерина, видел причины сего в «летах» или «вкоренившейся сибирской косности» и  ставил вопрос о его замене кем-нибудь «надежнейшим». Екатерина II вместо нерасторопного де Колонга распорядилась послать Суворова. Но воспротивился фельдмаршал Румянцев,-Суворов стоял с корпусом у Силистрии, главнокомандующий не хотел отпускать генерал-поручика с театра военных действий против турок. Высшие представители власти, сначала не придавшие значения «делам оренбургским», теперь дошли до того, что обсуждали вопрос о назначении в войска против Пугачева лучших генералов империи. Суворова на этот раз против пугачевцев не направили и де Колонг продолжил командовать войсками Исетской провинции и западной части Сибирской губернии. С оренбургским, уфимским и челябинским центрами восстания были связаны уральские заводы с окружающей их территорией. По своей инициативе заводские люди и крестьяне признавали Пугачева «императором», включались в движение, распространяли пугачевские манифесты, снабжали главное войско Пугачева в первую очередь артиллерией и припасами к ней. Повстанческие отряды сами вливались в их ряды. Уже в октябре на сторону Пугачева встали заводы Южного Урала – Вознесенский, Покровский, Верхотурский, Богоявленский, Архангельский, Авзяно-Петровский и другие. Его работники с радостью встречали отряды Грязнова, Хлопуши и др., расправлялись с приказчиками, «прожиточными» из заводских крестьян. В ноябре – декабре почти все заводы Южного Урала были вовлечены в движение. Крестьяне Златоустовского, Саткинского заводов, по отзыву исетского воеводы Веревкина, «взбунтовались и самовольно предались известному государственному бунтовщику и самозванцу казаку Пугачеву». Они «по выбору народному» организовали самоуправление – власть из атаманов и есаулов, урядников и капралов «из тех же заводских жителей». На Саткинском заводе она имела форму станичной избы. Работники восставших заводов организовывали у себя новую власть и распространяли движение в соседних местах. В конце января 1774г появился повстанческий отряд на Нязепетровском заводе, возглавил его крестьянин Саткинского завода Алексей Валункин  Вскоре к ним присоединился отряд башкир Умера Сакеева. Под влиянием агитации пугачевских манифестов включились в восстание Кыштымски, Каслинский и другие заводы. Лишь незначительная часть «прожиточных» работников оказывала сопротивление пугачевцам. Заводские люди выделили из своей среды видных руководителей Крестьянской войны, в первую очередь Соколова-Хлопушу, одного из ближайших сподвижников Пугачева. Вместе с ним на Авзяно-Петровском заводе, затем в его полку под Оренбургом активно боролся приписной крестьянин Дорофей Загуменнов, ставший повстанческим полковником. Григорий Туманов, переводчик конторы Воскресенского завода, человек грамотный, ближайший сподвижник Грязнова, затем повытчик Военной коллегии, был, по отзыву одного из царских воевод, «…извергу Пугачеву важной сообщник и, по причине знания татарского языка и российской грамоте читать и писать, всю Башкирию и великое число русских взбунтовал. И во все бывшее замешательство был при воре, называемом полковнике, Грязнове, обще с ним в городу Челябинску главным и вящше Грязнова предводителем». Он энергично укреплял дисциплину, старался предотвращать национальную вражду. Его приказы отличались краткостью и четкостью. Секретарем Военной коллегии стали работный Златоустовского завода Алексей Иванович Дубровский (на самом деле – Иван Степанович Трофимов, из мценских купцов). В конце 1773 и начале 1774г на Среднем Урале появляются отряды Канзафара Усаева, Ивана Наумовича Белобородова. В январе восставшие взяли Суксунский, Бисертский, Ревдинский заводы, Ачитскую крепость. Местные работники жгут документы, громят конторы, дома приказчиков, захватывают припасы, вступают в отряды пугачевцев. В Ачитской крепости, как говорил в Екатеринбурге очевидец А.Копылов, «жителям объявили ложный манифест и что от всяких податей увольняются на 10 лет, а там  поступят с ними как при великом государе Петре Первом императоре было». Дело в том, что размер подушной подати при Петре I составлял 1 рубль 10 копеек, с души мужского пола, при Екатерине II – 2 рубля 70 копеек, то есть увеличился в два с половиной раза. Речь, таким образом, среди повстанцев шла об уменьшении подушных платежей, возвращении к нормам, которые существовали ранее, полстолетия тому назад. Возглавил движение в этом районе еще один энергичный, незаурядный предводитель-Белобородов, из приписных крестьян медеплавильного Иргинского завода. Этот заводской работник, побывавший и в солдатах, хорошо знал жизнь, тяжелые условия труда и службы. От Ачитской крепости он двинул свои силы на восток, к Екатеринбургу. По пути на его сторону без боя переходили крепости – Бисертская, Кленовая, Гробовская. Везде читали манифесты Пугачева, действовали агитаторы. У Белобородова в отряде при подходе к центру Екатеринбургского горного ведомства было 500 человек и 5 пушек. В городе власти по главе с полковником Бибиковым были в панике, сам начальник ведомства настаивал на сдаче города. Но нерешительность проявили и восставшие – вместо штурма Екатеринбурга, в они двинулись на северо-запад, к Шайтанским и Билимбаевскому заводам. Штурмом взяли 11 февраля Уткинский завод. К северу от Екатеринбурга на сторону Пугачева перешло около 20 заводов. Белобородов мобилизовывал местных жителей в свое войско, в отряды, устраивал смотры. Отряды делились на сотни во главе с выборными сотниками. Все повстанцы считались «казаками». «Своей трезвостью и кротким нравом» он вызывал доверие, пользовался большим авторитетом. Командирам русской, башкирской и черемисской сотен (С Варенцову, Е.Азбаеву, О.Оскину) Белобородов, как «атаман и главный полковник», а также «полковой писарь» П.Гусев, «повытчик» М.Негодяев вручили за своими подписями «Наставление» – командиры и рядовые обязывались соблюдать строгую дисциплину, проявлять послушание, «единодушное усердие» «к службе его императорского величества». Командирам приказывалось строго наказывать нарушителей дисциплины. Сами они должны быть преданными делу восстания, «верными рабами», а не «льстецами, кои только одним видом и обманством свои заслуги оказывают», опытными, храбрыми, решительными, «ибо армия всегда одним доброго распоряжения человеком против неприятеля одобрена бывает». В действиях войска Белобородова можно отметить черты, организованности и сознательности – стремление наладить дисциплину, единоначалие, взаимосвязь с другими отрядами, центрами. Но этого явно не хватало, как и решительности, например, взять Екатеринбург (Многие восставшие, понимая, что биться с регулярными частями невозможно, расходились по домам или окрестным лесам, спасаясь от возмездия). К Екатеринбургу Бибиков направил подполковника Гагрина. Но еще до его прибытия здесь 15 февраля появился отряд подполковника Лазарева. Посланный из города отряд секунд-майора Фишера (700 человек) разбил повстанцев на Шайтанском заводе. Другой отряд (100 человек) подпоручика Озерова у села Златогорово встретил с повстанцев, но из-за их численного превосходства отступил к Белоярской для соединения с поручиком Костиным, шедшим ему на помощь. Меж тем подходил отряд Гагрина. 26 февраля он штурмовал снежные валы Уткинского завода и взял его. Повстанцы потеряли 15 человек, но «от страху» сдались 587 человек. Во время преследования каратели убили еще 45 человек, взяли в плен 308 человек. В их руки попали на заводе 5 пушек, много оружия, 2 знамени. На помощь уткинским повстанцам спешил Белобородов с 425 человек. Но контратака привела к тому, что «толпа» Белобородова «с тою же скоростию, с какою вперед стремилась, в бег обращена, оставя пушки». Разбитые белобородовцы бежали на Каслинский завод к югу от Екатеринбурга.   Наступление Гагрина продолжалось – 3 марта он вступил в Гробовскую крепость, 12 марта штурмом взял Каслинский завод (потери Белобородова – 57 убитых, 420 пленных). Остатки отряда Белобородова через Верхние и Нижние Киги поспешили на соединение с Пугачевым, другие, разбежавшиеся по окрестностям, влились в отряд Грязнова под Челябинском. Места меж Екатеринбургом, Челябинском и Шадринском в феврале продолжала оставаться в руках восставших.  Многие их отряды, появившиеся в то время, во главе с предводителями, объявлявшими себя полковниками «императора», действовали чаще самостоятельно, независимо от пугачевского центра и друг от друга. Один из таких предводителей, Матвей Евсевьев, назвавший себя капралом, вместе с 6 повстанцами явился в село Теченское. Ему навстречу вышли жители, в том числе и священники с иконами и церковным пением, звонили колокола. Евсевьев, не дойдя 200 сажен до церкви, остановился. То же сделали встречающие. В наступившей тишине писчик Лебедев дребезжащим голосом читал манифест Пугачева. Затем капрал вместе с жителями отмечал торжественное событие в питейном доме. Пройдя в мирскую избу, он приказал сжечь все дела, что и было сделано публично, на площади. Вместо снятых со своих должностей старосты и выборного Евсевьев назначил из местных крестьян новых представителей власти – атамана и есаула. Мирскую избу переименовали в станичную. Забрав казну и пушку, а также теченского целовальника, капрал, провожаемый крестьянами и казаками, возвратился в Миасскую крепость, где находился отряд Михаила Ражева. Продолжалась осада Долматова монастыря и Шадринска. Но второй из них в конце февраля освободил от осады отряд майора Жолобова. А 23 февраля в него вступил отряд генерал-поручика де Колонга. Он отсиживался в городе, опасаясь выйти из него. Осаду с Долматова повстанцы сняли 1 марта при известии о приближении трехтысячного войска де Колонга. Последний действительно посылал из Шадринска карательные отряды, которые разбивали небольшие партии повстанцев. Но сам на поход не решался. Против отрядов, действовавших в районе Кургана и Краснослободска, Тюмени и Туринска, выслал карателей сибирский губернатор Чичерин. Один из них (2 тысячи человек во главе с майором Салмановым) занял Курган. Но перешедшие на сторону восставших (их было до 3 тысяч) крестьяне из этого отряда выдали им всех офицеров, которых тут же повесили. Подошедший майор Эртман с 13-й полевой командой, пришедший по распоряжению Чичерина из Кузнецка, в нескольких сражениях разбил их и 24 марта взял Курган. Такая же судьба постигла отряды инсургентов под Краснослободском, Тюменью и Туринском. Бездеятельность и нерешительность де Колонга имели важные последствия-именно сюда стремились Пугачев и его сподвижники после мартовских поражений главной армии и Чики-Зарубина под Уфой. Трагический исход событий, связанных с осадой Уфы, был подготовлен концентрацией правительственных сил, их наступлением со стороны Казани, по Ново-Московской дороге. Михельсон, 18 марта приняв отряд у Ларионова в Бакалах, на второй день пошел к Уфе.  23 марта, встретив у деревни Караяпуловой авангард из 400 человек, Михельсон захватил 5 в плен. Узнал, что в деревне Жуковой стоят 2 тысячи повстанцев с 4 пушками, в Чесноковке – сам Зарубин – «граф Чернышев» с 10 тысячами человек и многими орудиями. При подходе Михельсон разбил отряд повстанцев в 1000 человек в селе Третьяковке. Потом направился к Чесноковке. Навстречу ему Зарубин выслал 7000 человек к д.Зубовке. Бой шел несколько часов. Повстанцы атаковали авангард майора Харина и другие части михельсоновского отряда, обстреливали их из орудий. Но искусные действия солдат привели к бегству восставших в Чесноковку. В тот же день, 24 марта, Михельсон захватил этот важный повстанческий центр. Потери опять были несравнимыми: со стороны карателей – 23 убитых, 22 раненых, со стороны Зарубина – до 500 убитых, 1560 пленных, 25 орудий со всеми припасами. Зарубин со свитой в 20 человек бежал в Табынск. Михельсон повесил в Чесноковке 2 предводителей, 3 высек. Многих пленных отпустил по домам «после увещаний». Но не все приходили с повинной. Многие продолжали сопротивление. Михельсон пошел к Табынску. По дороге получил сообщение: местный казачий есаул Кузнецов со своей командой захватил и сковал Зарубина, Ульянова, Губанова и других предводителей. 28 марта подполковник вступил в Табынск. В рапорте Бибикову он сообщил о замирении всех «здешних мест», установлении в них «старого порядка», своих планах – возвратиться в Уфу, а потом идти к Уральским горам для дальнейших действий. В местах, по которым прошли правительственные отряды, «уфимские жители», по словам Михельсона, «в окрестных деревнях, в отмщение, делают великие разорения». Речь идет, можно полагать, о богатых людях, чиновниках и прочих, которым нанесли ущерб восставшие. Михельсон 4 апреля вернулся в Уфу, куда незадолго перед тем отправил Зарубина и его помощников. Вскоре к нему доставили и пугачевского атамана Торнова, захваченного в окрестностях Бакалов. Тяжелые поражения повстанцев в этих местах, наступление карателей вели к быстрому прекращению сопротивления, захвату большого числа пленных, выдачу вождей. Разгром Чесноковского центра был, конечно, сильным ударом для восстания. Но еще более тяжелым стало поражение главных сил Пугачева в районе Оренбурга. Сюда со стороны Самарской линии подходили войска генералов Голицына и Мансурова. 17 марта они вошли в Новосергиевскую крепость в верховьях Самары. От нее уже недалеко было до Оренбурга, Татищевой крепости, Илецкого городка. Пугачев, понимая важное значение Татищевой крепости, вывел из своей ставки, где оставил Шигаева за начальника, значительную часть сил и отправился с ними сам. В Татищеву же по его приказу из Илецкой крепости вышел Овчинников. Всего собралось от 8 до 9 тысяч повстанцев. Они имели 36 пушек. Крепость укрепили – в разрушенных местах стену дополнили снежным валом – облитый водой, он обледенел и стал внушительной преградой. Пугачев сам расставил пушки. Измерил расстояния от орудий до предельных пунктов на пути вероятного наступления противника, расставил там колышки. Канониров наметил заранее из числа «самых проворных людей», сам же, по словам И. Почиталина, «показывал правильно стрелять». Затем обратился с речью к защитникам крепости, отдал последние распоряжения. 20 марта разъезды, посланные Пугачевым для наблюдения и разведки, доложили ему, что Голицын приближается – занял Переволоцкую крепость. Около нее крутились небольшие повстанческие партии, но их прогоняли. Голицын посылает разъезды к Татищевой, сам совершает рекогносцировку. Сначала он сделал вывод, что крепость оставлена мятежниками, но потом убедился, что это не так. Голицын имел 6500 человек. В 4 часа утра 22 марта он, оставив в Переволоцкой для охраны отряд Гринева и весь обоз, двинул вперед авангардный отряд Бибикова (по батальону гренадер и егерей, 200 лыжников, 3 эскадрона кавалерии). Через час с главными силами выступил сам. Бибиков приближался к Татищевой. До нее оставалось 4 версты. Полковник выслал в разведку разъезд из 3 чугуевских казаков. Они подъехали к крепости. Она не подавала признаков жизни. Казаки подъехали ближе к воротам и заметили, что за ними, позади валов, стоят толпы вооруженных людей. Повернули коней назад и поскакали прочь. Пугачев и другие пытались их догнать – одного схватили, но двое сумели ускользнуть. Они рассказали обо всем полковнику. От него узнал о повстанцах Голицын. Его войска подошли к крепости. Голицын направил против нее свои силы двумя колоннами – правую возглавил Мансуров, левую – Фрейман; «передовой деташемент» (авангард) Бибикова тоже поставил с правой стороны, чтобы воспрепятствовать действиям повстанцев с фланга. Каратели в таком порядке подходили к Татищевой. Пугачевцы затаились… Голицын в овраге построил войска в боевой порядок – пехота в первой линии, кавалерия – во второй. Затем занял 2 высоты, господствующие над местностью и не занятые повстанцами, расставил на ней батареи. Они открыли огонь. Из крепости отвечали из 30 больших орудий. 3 или 4 часа продолжалась канонада. Голицын решил начать штурм. На правый фланг защитников крепости выслал части Фреймана. Навстречу ему Пугачев направил отряд с 7 орудиями. Они губительным огнем поражали врага. Стремительная контратака пугачевцев расстроила ряды солдат, Но к Фрейману подошла помощь – батальон князя Долгорукова, и они перешли в наступление. К повстанцам тоже подходили из крепости новые силы. Бой разгорелся с еще большим ожесточением. Голицын ввел в действие почти все свои силы. В течение 3 часов битва  продолжалась с переменным успехом. У Голицына оставался в резерве только сводный батальон гвардии капитан-поручика Толстого, и он решил ввести в бой и его. Каратели ударили в лоб и во фланг повстанцам. В это время 4 эскадрона и 2 роты, посланные Мансуровым, заняли дороги на Оренбург и Илек, отрезая пути отступления. Обходные маневры врага заметили предводители повстанцев. В сопровождении 4 людей Пугачев поскакал в Берду. За ним гнались чугуевские казаки, но не догнали. Каратели одолевали. Скоро они ворвались в Татищеву. Сражение продолжалось в крепости. На Илецкой дороге Бибиков тоже «имел в то время сильный бой… с множеством вышедшей из крепости пехоты и конницы». Восставшие сопротивлялись отчаянно. Но потерпели в конце концов решительное поражение. Бой продолжался 6 часов. «Дело столь важно было, – доносил Голицын, – что я не ожидал таковой дерзости и распоряжения в таковых непросвещенных людях в военном ремесле, как есть сии побежденные бунтовщики». Его части 11 верст преследовали бежавших пугачевцев. Их потери были очень велики – в крепости насчитали 1315 убитых, вокруг нее, по дорогам, лесам и сугробам, – еще 1180 человек. В плен попало около 4 тысяч человек. Повстанческое войско, сосредоточенное в Татищевой, по существу, перестало существовать. Все 36 орудий оказались в руках победителей, потерявших 141 человека убитыми и 516 ранеными, Некоторым повстанцам, удалось спастись. Овчинников, например, с частью сил ушел в Илецкий городок. Другие сумели укрыться по окрестным местам. Но поражение было полным. На генералов-победителей, по представлению Бибикова, посылались милости императрицы – кому чины и ордена, кому имения и «не в зачет третное жалованье». Но их расчеты, что после этой победы с восстанием покончено, были преждевременными. Поздно вечером 22 марта, в день поражения под Татищевой, Пугачев прискакал в Берду. Опасаясь преследования со стороны Голицына или вылазки из Оренбурга, приказал сменить караулы. Позже Пугачев с 2 тысячами человек и 10 пушками вышел из Берды, оставив в ней все припасы, остальные пушки, провиант, деньги. После полудня 23 марта в слободу прибыла 8-я легкая полевая команда секунд-майора Зубова (600 человек) из Оренбурга. Ее сопровождала огромная толпа оренбургских обывателей – они шли сюда в первую очередь в поисках продовольствия. В их руки попало до 50 орудий с припасами, 17 бочек медных денег. Городские жители тащили все, что под руку попадется, – продовольствие, имущество. Шестимесячная осада Оренбурга кончилась. Императрица освободила его жителей на 2 года от подушной подати, на нужды города велела оставить годовой сбор от откупа. Рейнсдорп же получил орден святого Александра Невского и 15 тысяч «на покупку лент и звезд». Пугачев с остатками войска двигался к Переволоцкой, через которую шли дороги из Яицкого и Илецкого городков. Голицын, узнав о движении восставших, приказал войскам занять эту и соседние крепости в верховьях реки Самары, на запад от Оренбурга. Это и было сделано. Пугачев в ночь на 24 марта остановился на хуторе казака Репина, своего провожатого. Утром пошли к хутору Углицкого. Но на подходе к нему увидели человек 30 лыжников – это была разведка подполковника Бедряги. Повернули назад, бросив 3 пушки. К вечеру вернулись на хутор Репина. Кругом горы и снега. Со всех сторон маячили лыжники противника. Всем было не по себе. Пугачев распорядился послать воззвание к башкирам,  26 марта Пугачев вошел в Каргалинскую слободу, где освободили из погребов повстанцев, посаженных туда местными старшинами, а их самих казнили. Пробыл здесь Пугачев не более часа. Оставив отряд в 500 человек во главе с Т.Мясниковым, пошел к Сакмаргородку. Так как не хватало продовольствия, Пугачев послал отряд Творогова (от 800 до 1 тысячи человек) в Берду, и он, ворвавшись в слободу, взял все, что нужно, захватил в плен команду из Оренбурга и вернулся обратно. Творогов сообщил, что в Берду вступают войска из Оренбурга. На самом деле это были передовые части войск Голицына. Их возглавлял полковник Хорват. Сам Голицын тоже шел сюда из Татищевой, где оставил генерала Мансурова с частями для наблюдения – чтобы Пугачев не пробрался к Яику. Потом Мансурову приказал идти к Илецкому и Яицкому городкам. 30 марта Голицын, находясь уже в Чернореченской крепости, недалеко от Оренбурга и Сакмары, получил рапорт Хорвата: много «отчаянной сволочи» скопилось в Каргале и Сакмарском городке. К Пугачеву, действительно, собралось немало новых людей – 2 тысячи башкир и др. Силы его снова увеличились до 4—5 тысяч человек. У него было много провианта и фуража. Голицын на следующий день перешел в Берду. Побывал в Оренбурге и, взяв здесь подкрепление, вернулся в слободу. 1 апреля, в 2 часа утра, вышел из нее. При подходе к Каргале оказалось, что там собрались основные силы Пугачева. Повстанцы заняли удобные позиции среди гор, рвов, дефиле^]. По дороге, что вела к слободе, выставили 7 орудий. Но решительная атака батальонов Толстого и Аршеневского выбила повстанцев с их позиций, и они начали отступление к реке Сакмаре. Посланный Голицыным отряд Хорвата не сумел их остановить. Они подошли к пильной мельнице между Каргалой и Сакмарским городком, и здесь каратели, пустив в ход орудия, окончательно их разбили – преследуя 8 верст, гусары на плечах отступавших ворвались в Сакмару. Повстанцы рассеялись в разные стороны. Многие попали в плен (более 2,8 тысячи человек), среди них – Витошнов, Почиталин, Горшков, Падуров. Погибло до 400 человек. В руки карателей попали весь обоз, провиант, фураж. Они же имели только 8 человек раненых. Пугачев бежал с сотней казаков, яицких и илецких, сотней заводских работников и 300 башкир и татар; всего с ним было 500 человек. «Не кормя, во всю прыть» доскакали до Тимашевой слободы, покормили лошадей. Поскакали дальше, «и, приехав в Ташлу, ночевали». Пугачев решил идти в Башкирию. На Яик путь был закрыт. Корпус генерала Мансурова в это время двигался из Татищевой к Яицкому городку, занимая по пути без боя крепости. 15 апреля на реке Быковке он разбил Овчинникова и Перфильева с 500 казаками и 50 калмыками. Повстанцы потеряли 100 человек убитыми, некоторые попали в плен, другие прибежали в городок. Здесь на круге казаки, чтоб спастись, решили связать Толкачёва, Каргина и 7 других активных деятелей восстания. С тем и пришли к Симонову, прося о помиловании. Многие казаки бежали в степь. Это сделали еще раньше, после поражения на Быковке, и Овчинников с Перфильевым, догнавшие потом Пугачева у Магнитной крепости. 16 апреля Мансуров вошел в Яицкий городок. Начались аресты. Военные команды «очищали» окрестности, прежде всего дороги, от «мятежников». 1 мая отряд подполковника Кандаурова занял Гурьев. Тем Яик почти на всем его протяжении каратели «освободили» от восставших. На главных командиров посыпались награды. 9 апреля в Кичуйфельдшанце умер от лихорадки главнокомандующий А.И.Бибиков. Но к месту сражений с Пугачевым прибывали новые генералы, и замена скоро нашлась. Это было для властей тем более необходимо, что восстание вопреки их уверенности разгорелось с новой силой. Вместо Бибикова главнокомандующим стал генерал-поручик князь Щербатов. Щербатов, как и Бибиков, был опытным генералом. Во время Семилетней войны участвовал в сражениях при Цорндорфе, Пальцихе и Франкфурте; в ходе 1-й русско-турецкой войны – во взятии крепости Бендеры. В 1771г, когда русские вошли в Крым, его корпус штурмом взял крепость Арабат, затем занял Керчь, Еникале. Поскольку в начале апреля скопилось большое число арестованных повстанцев (в Казани – 169, в Оренбурге – 4,7 тысячи), вместо 1 секретной комиссии (в Казани) сделали 2 (в Оренбурге, куда из Казани приехали Лунин и Маврин). Когда новый главнокомандующий вступил в должность, отряды и команды подчиненных ему офицеров занимались вылавливанием пугачевцев. В районе Самарской линии они отбили попытки калмык перейти реку Самару и уйти в Башкирию на соединение с Пугачевым. 23 мая на реке Грязнухе подпоручик Банков разгромил отряд калмык Ф.И.Дербетева; в плен попало около 200 человек, предводитель вскоре умер от раны. Особый отряд Берглина, посланный из Казани, занял Осу, разогнал «толпу» около села Крыдова на реке Тулве. Между Кунгуром и Красноуфимском отряд подполковника Папова старался предотвратить новые волнения местных жителей. Вдогонку за Пугачевым генерал Голицын послал из Сакмарского городка 2 отряда: генерала Фреймана – от Табынска по Уфимской дороге, подполковника Аршеневского – по Ново-Московской дороге. Генерал Станиславский и полковник Ступишин должны были преградить путь Пугачеву в верховьях Яика, у Верхяицкой крепости. Следить за действиями Пугачева приказали также бригадиру Фейервару, коменданту Троицкой крепости и подполковнику Гагрину, находившемуся у Челябинска. Михельсону, что был в Уфе, генерал приказал идти  на восток. Но весенний разлив задержал Михельсона в Уфе, Фреймана – в Табынске, где к нему присоединился Аршеневский. Голицын стягивал к Оренбургу новые силы из Самары (5 эскадронов Бахмутского гусарского полка во главе с майором Шевичем), с реки Медведицы (500 донских казаков полковника Денисова). Мансурову приказал расставить посты по Яику от Татищевой до Гурьева. Полковник Шепелев с отрядом в 600 человек должен был идти из деревни Дюсметевой к Стерлитамакской пристани и установить связь с Фрейманом. Эти и другие отряды карателей, преодолевая весеннее бездорожье, шли по своим направлениям. Зачастую их командиры не знали местонахождение не только Пугачева, но и своих коллег – командиров других правительственных отрядов. Пугачев, по представлению властей разбитый, быстро восстановил свои силы. После ночевки в селе Ташлы он прошел село Красную Мечеть,  (Мраково), и вступил в Вознесенский завод, (Иргизлы). Он шел на северо-восток от Оренбурга, а не на север, к Уфе, где после поражения Зарубина расположились каратели Михельсона. Здесь, на заводе, что и до прихода Пугачева был на стороне восставших, его встретили с почетом – хлебом и солью. Через 2 дня Пугачев вышел к Авзяно-Петровским заводам. Все жители, в т.ч. священники с образами, стояли по обеим сторонам улицы, приветствуя «государя». На этих заводах в войско Пугачева вступило до 500 заводских крестьян, из которых он сформировал «особый» Авзяно-Петровский полк. Будучи еще на Вознесенском заводе, воссоздал, хотя и не в Военную коллегию – секретарем назначил казака Ивана Шундеева. (После сильных боёв у Челябинска 9-10 апреля пятитысячное войско Туманова, возглавившего после Грязнова повстанцев в Исетской провинции, по отчаянному призыву разбитого в пух и прах Пугачёва идти ему на спасение, оставило Челябинск, отступило к Чебаркулю и далее к Сатке. Туманов с своим войском от Сатки пошёл к Белорецку, где с 13 апреля был шедший им навстречу Пугачёв. В Белорецке Туманов стал повытчиком Военнколлегии. Туманов и Шундеев составили новые пугачевские указы о наборе и присылке вооруженных людей к Пугачеву. Адресовали их к башкирским старшинам и заводским жителям. На башкирский язык переводил Туманов. Подписывал указы Иван Творогов, к ним прикладывали печать с изображением и титулом «Петра III». Указы пугачевские гонцы повезли также в район Челябы и Чебаркуля – население обязали готовить печеный хлеб, фураж для «персонального шествия его величества с армиею».  (3 дня Пугачёв был в Авзяне, куда он и его сподвижники перевели свои «гаремы». Тем не менее, в Авзяне Пугачёв успел заиметь ещё одну молодую наложницу. Двигая к Белорецку Павел Матвеев думал «Были господа злодеи, за людей нас не считали, так пусть честно судят и казнят, а не так просто, точно, щенят, давить всех, и жён и детей…Опять же с бабами не годится так, хоть бы и царю…А вот где приглянётся красивая молодушка, ту к себе в стряпухи и берёт. Был в Авзяне,-Фаина Фоминишна приглянулась, так и увёз с собой..Дело наше великое, много ещё трудов принять придётся, а тут срам и соблазн…Опять же вино рекою льётся».  (После Пугачёва многие в Авзяне считали себя «потомками Пугачёва». Другая часть Авзяна считала себя потомками его «опричников», а в целом, авзянцы считают Авзян «царским селом», пренебрежительно относясь к остальному Белоречью.). Слова Павла Матвеева донесли Пугачёву, (иначе бы они не попали в руки историков!), и он, прибыв в Белорецк, оказался в опале. 11 апреля Пугачев вышел из Авзян-Петровского завода и оказался в Белорецкзаводе, где в Авзянский полк влилось 300 авзянцев, бывших в Белорецке карателями и оккупантами, охранниками, но одновременно мародёрами, грабителями и насильниками. (В «Интернете» в очерке «Белорецкий район-Википедия»-«Башкиры и заводские крестьяне сёл Кага и Авзян были активными участниками пугачёвского восстания», но ни слова о «активном участии» белорецких жителей). Полковником Пугачев, вместо Павла Матвеева, назначил Загуменова (Загуменного)-крестьянина Авзяна. В это время к Пугачеву спешил Белобородов. Разбитый под Екатеринбургом, он пришел в село Верхние Киги, меж названным городом и Уфой и двинул в сторону Уфы, к Симскому заводу. Там он встретил эмиссаров Пугачева с указами идти к Пугачёву в Белорецк. О том, где находился Пугачев, у царских командиров были самые разные сведения: Щербатову сообщили, что он идет за Урал; де Колонгу – о его прибытии в Усть-Уйскую крепость; Михельсону – на Авзяно-Петровские заводы. Де Колонг откровенно трусил, считая пугачевские силы «отважными и отчаянными», готовыми к «могутному» стремлению против его. Он присоединил военную часть, шедшую к Екатеринбургу. Требовал срочной помощи от Гагрина из Челябы, но того столь же срочно и трусливо вызывал на помощь в Екатеринбург полковник Бибиков. В конце концов майор с отрядом в 861 человек пошел к де Колонгу, прибывшему в Верхяицк. На Белорецком заводе Пугачев пробыл несколько недель, где его войско выросло до 4—5 тысяч за счёт отряда Туманова.. Пугачев решил идти на крепости Верхняицкой линии. Поскольку в Верхняицкой стоял сильный гарнизон, пошли к Магнитной, где были броды и пути в киргиз-калмыцкие степи, (куда бежал в 1740г мятежный Карахакал), Туда же велели прибыть запаздывающему Белобородову. Военколлегия 2 мая, перед уходом с завода (прибыло оно сюда 13 апреля), послала указ Белобородову (он шел в Кундравинскую слободу) «наистрожайше определяется с получения сего тот самый час выступить и секурсировать под Магнитную к его величеству в армию с имеющеюся при тебе артиллериею. И по сему его величества указу чинить неупустительное исполнение, не подвергая себя неупустительному штрафу. Его величество из Белорецкой сего числа выступил и шествует в Магнитную». Василий Михайловский, главный «интендант» войска, составил расписание заготовки провианта и фуража на пути к Челябинску, куда, по всей видимости, и намеревался идти Пугачев. Военная коллегия формировала отряды, готовила все для продолжения похода. Если раньше, в пору осады Оренбурга, заводы были базой его главной армии и их не трогали, более того-охраняли, то теперь обстановка изменилась. Пугачёв закрывал глаза на расхищение имущества заводов и заводских жителей. (От Сакмарского городка Пугачёв бежал с сотней илекских и яикских казаков, сотней заводских рабочих, но с 300 башкирами. С того момента он был заложником башкир и проводил угодную им политику горно-заводской деколонизации). Башкиры испытывали чувство ненависти к заводам и заводчикам, помещикам, что захватывали их земли, переселяли сюда своих крестьян, строили заводы. В мятеж Батырши 1755-56г башкиры сожгли Покровский,  Вознесенский и Преображенский заводы, Каргалинские рудники. Пущенный в марте 1755г Авзянзавод был сожжён мятежниками, (по инициативе и прямой помощи) авзянцев. На 2-м этапе мятежа Пугачёва, тот  стал во многом схож с мятежом Батырши. Кроме разорения заводов и заводских посёлков, звучали призывы изгонять с Южного Урала не только русских и татар, но и коренных здесь финно-угорских удмуртов, марийцев и мордвы. Если ранее Пугачёв играл роль благородного «государя», то после, под давлением башкир стал использовать при штурме крепостей «живой щит» из схваченных на заводах крестьян, женщин и детей. (это часто использовали при штурме городов Чингизхан, Батый и Тимур). Уходя из Белорецка, Пугачёв приказал «семействы крестьянские гнать за собой». (Брошенные после взятия Магнитной жители Белорецка в большинстве были поселены в деревне Арской, где были вырезаны, или сожжены вместе с домами одним из башкирских отрядов, отставших от Пугачёва).  После спада движения в апреле, в связи с поражениями под Оренбургом и Уфой, в мае начался новый подъем. Местные власти, военные начальники ошибались, полагая, что восстание затухло. Щербатов в письме от 20 апреля Кречетникову, астраханскому губернатору, утверждал, что Пугачев, находясь в Башкирии, «перебегает из одного места в другое», «стережется он от всех сторон воинскими командами, дабы ни к стороне Яика пробраться не мог, ниже вскочить внутрь Башкирии». Уфимская провинция, по его словам, почти полностью приведена в повиновение; башкиры идут к Михельсону с повинной, а их старшины обещают содействие в борьбе со «злодейскими зборищами» и поимке «самого злодея». Действительное положение вещей было далеко от картины, нарисованной главнокомандующим. Даже те, кто заявлял о покорности, не всегда делали это добровольно. Качкин Самаров после поражения под Уфой пришел к Фрейману и просил «разрешить ему усилить свою команду, обещав Фрейману, что он с этой командой будет преследовать врага отечества Пугачева, куда бы он ни бежал». Но, вернувшись «в свою волость», начал собирать людей для борьбы не с Пугачевым, а с карателями. В воззвании к башкирам, татарам, мишарям он сообщал, что «от нашего… государя императора Петра Федоровича получил «высочайшие указы о безжалостном уничтожении врагов его величества». Щербатов в майские дни дает уже иную оценку положению в Башкирии – «везде жители единодушно и с усердием» готовы Пугачеву воспомоществовать». Сенат на основании рапорта Рейнсдорпа заключил, что «тот злодей нашел способ башкирский народ вяще поколебать», и он «тотчас попустился в генеральный бунт, от коего такой распространился огонь, что как по линии, так и внутри губернии неописуемые злодейства причинены». Особенно решительно воевал отряд Салавата Юлаева. В нем весной было до одной тысячи человек. Захватив Симский зазод, он запретил разорять заводские строения, но сжег контору, лавки, кабаки, документы. Местных крестьян от имени «императора Петра III» освободил от крепостной зависимости, объявив об их зачислении в казаки. Сам он, как и отец, был уфимским казаком, (Уфимское казачество, Яицкое казачество после бунта Пугачёва были упразднены. Река Яик стала Уралом). К 2 мая его силы насчитывали до 3 тысяч человек-башкир и заводчан, хотя карателям, которых испугали действия юлаевского отряда, мерещилось, что в нем не менее 10 тысяч человек! Важно отметить, что Салават и его отец старались наладить сотрудничество между башкирами и русскими, не допускали антирусских действий. Обращаясь к местным жителям, убеждали их, что башкирам и русским не нужно спорить и враждовать; они должны бороться с общим врагом – заводчиками, помещиками, чиновниками. В мае месяце повстанческие предводители громят заводы Южного Урала. По словам Салавата, «…в мае месяце… Пугачев прислал на имя отца моего и мое да и протчих письменное повеление с тем, чтоб нам все заводы выжечь; а естли того не учиним, то стращал нас искоренением». То же позднее, на допросе, сказал и его отец Юлай. Заводы к тому времени истощили свои запасы. Повстанцы в них не могли теперь задерживаться на более или менее долгое время; со всех сторон двигались отряды карателей: с запада, со стороны Уфы, к Симскому и Саткинскому заводам – Михельсон; с северо-запада – Фрейман; с северо-востока, от Шадринска – де Колонг; к востоку, в крепостях по верхним Яику и Ую, располагались правительственные гарнизоны. Отряды восставших, чтоб затруднить положение карателей, разрушали мосты и заводы. На первых порах заводские жители им помогали. Но вскоре, по мере того, как повстанцы, особенно башкиры, стали сжигать и разорять заводы, они меняют к ним свое отношение. Но стихия разрушений, начавшая бушевать после пугачевских распоряжений, с неизбежностью приводила к нарушению жизненных интересов многих заводских работников – для них работа на заводе давно стала единственным источником существования. Все это приводило к трениям, росту противоречий, насилий, недовольства, осложняло дело восстания, позиции его предводителей, самого Пугачева. Обстановка, в которой приходилось Пугачеву и повстанцам бороться на 2 этапе движения, изменилась заметно. Находясь под Оренбургом и Яицким городком, Уфой и Челябинском, они действовали в условиях отсутствия значительных карательных сил, могли проявлять инициативу. Теперь, когда каратели теснили со всех сторон, Пугачев и его атаманы не могли долго задерживаться где-либо, переходили с места на место, появлялись то тут, то там, стараясь избежать ловушки. 5 мая Пугачев с пятитысячным отрядом, без артиллерии, подошел к Магнитной.. Следом гнали белорецкие крестьянские семейства, при штурме Магнитной сыгравшие роль «живого щита». Гарнизон Магнитной имел всего 100 человек, но при этом 10 орудий. Он отбивал все атаки восставших. (Первые из которых были после прихода Пугачёва в Авзянские заводы. По дороге Авзян-Кага-Аскар-Магнитная восставшие пытались взять Магнитную, но получили отпор. Мольбы коменданта Магнитной, капитана С.К.Тихановского, к коменданту Верхяицкой Е.Л.Ступинину,  о помощи результата не имели). В ночь на 6 мая в крепости взорвались пороховые ящики. Среди осаждённых жили на рудниках горы Атач авзянские рудокопы и польские «горные специалисты»,-руду горы Атач возили не только в Белорецк, но и через Аскарово-Кагу в Авзян. вероятно, кто-то из них, чтоб помочь Пугачеву, взорвал порох. Пугачёвцы в 3 часа ночи пытались ворваться в крепость, но были отбиты. Пугачева легко ранило в руку и он был вынужден отойти к озеру Банное. На следующий день от Аскарово к нему подошли Овчинников и Перфильев, почти месяц догонявшие Пугачева. В повстанческое войско влились 300 казаков и 200 заводских крестьян. Через день к Магнитной подошёл отряд Белобородова в 700 человек. Шел он стройно, в строгом порядке. Под барабанный бой. (Его вначале приняли за карателей и поднялась паника). Подойдя к Пугачеву, белобородовцы преклонили перед ним знамена. Момент получился торжественный и воодушевляющий. В Магнитную пришел и есаул Иван Шибаев. В его отряд (300 человек) входили в основном крестьяне и работные люди Златоустовского и других заводов. 8 мая Магнитная пала. Коменданта и его жену, выданную прислугой, повесили. Маневр Пугачева, повернувшего с Белорецкого завода на юг – юго-восток к Магнитной, ввел в заблуждение местное начальство. Командиры крепостей, лежавших вниз по Яику, вплоть до Орской и Озерной, посчитали, что он собирается вернуться к Оренбургу, просили помощи у Голицына. Пугачев же 9 мая вышел из Магнитной, получив известия, что Фрейман вышел из Табынска на Авзян, а генерал Станиславский, двигаясь другими путями, тоже идёт к Магнитной, бросил Магнитную и пошел киргиз-калмыцкими степями, обойдя Верхяицк, к Карагайской, Петропавловской и Степной крепостям, Подгорному и Санарскому редутам. Их гарнизоны Ступишин стянул в Верхяицк. Там же находился де Колонг, пришедший с отрядом из Челябинска через Троицкую и Уйскую крепости. 18 мая Ступишин вошёл в Магнитную, где застал 112 белорецких мужиков и 600женщин и детей из «живого щита», в спешке брошенного Пугачёвым. (Поселённые в деревне Арской они в середине июня были вырезаны, или сгорели заживо после атаки баширского отряда, не ушедшего с Пугачёвым. Часть молодых женщин была угнана и затем продана в тусначество в киргиз-калмыцких степях). В крепостях Пугачев не задерживался – расправившись с местными офицерами, отправлялся дальше. 19 мая он захватил Троицкую крепость, потеряв при этом 30 человек. Здесь казнили ее коменданта бригадира де Фейервара, других офицеров, всех, кто оказал сопротивление. Узнав, что следом идет де Колонг, Пугачев вывел свое войско из крепости, расположив его в 1,5 верстах от нее. Оно насчитывало до 10 тысяч человек. Де Колонг был вне себя от того, что Пугачев ускользнул от него у Верхяицкой и пошёл по пути де Колонга от Троицка к Верхяицку. Благодаря «конным силам» Пугачев ушел от погони. Но де Колонг преследовал его и 21 мая, в 7 часов утра, подошел к лагерю под Троицкой. Повстанцы встретили карателей огнем пушек, затем атакой. После замешательства части де Колонга перешли в контратаку, и нестройная толпа пугачевцев бежала. Пугачев едва спасся (помогла свежая лошадь) от догонявших его казаков и драгун.  Пугачев потерял 4 тысячи убитыми, 70 пленными, огромный обоз, 28 пушек, порох. Многие разбежались. Поражение было страшным. В плен попали Туманов и Шундеев – секретарь и повытчик Военной коллегии. Пугачев повернул на северо-запад – через Нижне-Увельскую и Кичигинскую слободы пошел к Коельской и заводам Исетского ведомства. 22 мая был дотла сожжён Белорецкий завод и заводской посёлок. 24 мая та же участь постигла Симский завод. (Более ранние данные не соответствую реальности. Пугачёв, изображая «государя», должен был поступать «по-государственному». Заводы представляли огромную ценность и сжигать их было против идеи «царя возвращающегося к Престолу»). За 2 дня вокруг него снова собралось до 2000 повстанцев,-больше заводских крестьян. Вольнонаемный работник с Златоустовского завода Иван Трофимов, принявший имя Алексея Дубровского, стал новым секретарем Военной коллегии; повытчиком – заводской крестьянин Герасим Степанов. Далее путь Пугачева лежал к Кундравинской слободе. Но сюда шёл с запада Михельсон. (Отряд Михельсопа, бездорожьем, 6 мая подошел к Симскому заводу и отбросил отряд Салавата Юлаева в 500 человек, занявший ущелья меж горами. В ночь с 7 на 8 мая вышел с завода в деревню Ерал, где произошло сражение с 1500 повстанцами Салавата. Бой был упорный: «Мы нашли, – писал 8 мая Михельсон в рапорте Щербатову, – такое сопротивление, какого не ожидали: злодеи, не уважая нашу атаку, прямо пошли нам навстречу. Однако, помощию божиею, по немалом от них сопротивлении были обращены в бег». Конница Салавата напала на карателей. Сражение шло несколько часов, но повстанцы потерпели поражение, потеряв 300 человек убитыми, 17 пленными, 8 пушек. Михельсон потерял 8 убитыми и 19 ранеными. Салават вернулся на Симский завод, взял и 24 мая сжег его. Через неделю Михельсон пришёл к Кундравинской. Не доходя до нее, он разбил башкирский отряд в тысячу человек. Они потеряли до 300 человек, остальные разбежались. Но и Михельсон понес потери – 18 убитых, 45 раненых.  31 мая на р.Ай Салават Юлаев атаковал Михельсона на переправе и 2 июня соединился с Пугачёвым. Прибытие 3000 конницы Салавата было крайне важно для Пугачёва, разбитого у Лягушино и преследуемого корпусами Михельсона и де Колонга. Утром 3 июня у Верхних Кигов завязался бой, закончившийся без чьей-либо победы. 5 июня бой возобновился и Пугачев прорвался в сторону Красноуфимска. Под Осой активизировал действия отряд С.Кузнецова. В него собрались  башкиры, русские крестьяне из окрестных селений и работники с Рождественского, Шермяитского, Аннинского, Пыскорского заводов. 14 июня под Осой произошел бой повстанцев с отрядом Яковлева. Он шел с 6 до 10 часов вечера. Утром Яковлев отступил в Осу. Его попытки выйти из города и перейти на Юговские заводы не увенчались успехом – восставшие блокировали город, переправу через Тулву. К Красноуфимску уже подходил Пугачев, который овладел им 10 июня. Туда собралось до 3 тысяч повстанцев Белобородова. 11 июня войско Пугачева направилось к Кунгуру, против повстанцев вышел из Кунгура отряд подполковника Папаева (810 человек, 4 орудия). 11 июня в 8 верстах от Красноуфимска повстанцы встретили его «сильною мелкого ружья стрельбою и держали до 6 часов». Окруженный со всех сторон, Папаев построил солдат в каре и под непрерывным огнем восставших отступал 20 верст. 13 июня вернулся в Кунгур и запросил подкрепления. Повстанцы стали хозяевами в юга Кунгуруезда.  Многие начальники, напуганные победой повстанцев, боялись выйти из укрытий.. Щербатов отсиживался в Оренбурге, перебираться к местам битв не спешил. Пугачев направился к Осе, чтоб используя отсутствие в этих местах карательных сил, идти к Казани. Войско Пугачева 13 июня вошло на Иргинский завод. Пугачев «того же часу приказал имеющуюся в действии домну остановить, которая и выдута». На следующий день повстанцы выпустили воду из пруда, сожгли лесопильную мельницу и ушли. Через день на Уинском заводе к ним присоединились 300 тулвинских башкир. Пугачев через Шермяитский завод направился на Тулву к Осе. Тогда в его войске было 9000 человек. Сюда же шли отряды Салавата Юлаева, по пути овладев Бирском, Кузнецова и др. Подошел Пугачев к Осе 18 июня. Яковлев и секунд-майор Скрипицын вывели силы из города и построили «фронтом перед Осой». Они открыли «жестокий огонь» по наступавшим пугачевцам. Но к ним начали перебегать крестьяне и мастеровые из яковлевского отряда.  Защитники города отступили. После полудня, Пугачев возобновил атаку. Но потери, пожары в предместьях заставили их снова отступить. 19 июня, под стенами крепости вели переговоры. Повстанцы уговаривали защитников покориться «императору Петру III», но власти отказались. Сам Пугачев ездил на Каму смотреть места для переправы. Ночью 20 июня Пугачев начал 3 атаку Осы. Пугачев, ободряя своих, ездил в рядах атакующих. Бой был «прежестоким»: «…как скоро кто будет пострелен, 10 человек на ево место ту минуту поставлено будет». Рядом с русскими сражались башкиры; большая их часть билась «в латах холщевых, в 30 или 22 рядов сшито холста, пересыпав пеплом». Повстанцы подступили к крепостным стенам, но здесь их встретил огонь пушек. На близком расстоянии артиллеристы, стреляя в плотные массы пугачевцев, наносил им большие потери. Через 3 часа началась 4 атака. Осаждавшие шли под прикрытием возов с сеном и соломой. По ним начали стрелять. Пугачевцы отошли. В Осе надеялись на помощь отряда полковника Панова. Но он не появился. 21  июня Оса капитулировала под честное слово Пугачёва о помиловании города и осаждённых. Но войдя в богатую Осу башкирская конница стала мародёрствовать и «барымтничать». Дело усугубили винные погреба. Увещеваний и приказов Пугачёва никто не слушал. Планируя идти на Казань, зная вражду башкир, татар, удмурт и черемис, Пугачёв отправил от Осы одиозных командиров и их отряды на Южный Урал. Туда же он отправил Салавата Юлаева, нуждавшегося в лечении. Избавляясь от башкирских отрядов, Пугачёв терял значительную часть конницы, но межнациональный мир в Главном войске и отношения с коренным населением Поволжья были важнее. (Кроме того, Пугачёв избавлялся от «почётного тусначества»). На Казань с Пугачёвым пошёл  лишь Кинзя Арсланов, (после выдачи Пугачёва карателям загадочно исчезнувшего. По некоторым данным Кинзя Арсланов бежал на Кубань к родственным ногаям. В 1777г принял активное участие в антирусских волнениях, что подавил С.А.Суворов. После подавления волнений Кинзя Арсланов, якобы, бежал в турецкие владения Кавказа. Летом 1783г он инициировал мятеж ногаев. В сражении в урочище Керменчик осенью 1783г, у слияния Лабы и Кубани погибло более 5 тысяч ногаев. Важным фактором сражения малочисленного отряда русских войск под командой А.В.Суворова против ногайских орд под командованием турецких «советников» было применение пушек Многие трупы были обезображены до неузнаваемости. По некоторым данным в том сражении погиб и Кинзя Арсланов. По тем же данным,-потомки Кинзи Арсланова до сих пор проживают в Турции). Забрав 8 пушек, ружья, они вывели войско из города и пошли к Рождественскому заводу на правом берегу Камы. 23 июня переправились через реку. Затем заняли Воткинский и Ижевский заводы. Их силы тогда были от 5 до 8 тысяч. Повстанцы Пугачева действовали по обоим берегам Камы. Население содействовало Пугачёву.  Двигались каратели медленно, подтягиваясь к Каме. Сюда двигались Михельсон, Голицын, Кожин, Обернибесов и другие. Михельсон, самый деятельный и энергичный, при всем старании не смог выйти наперерез Пугачеву. В ночь со 2 на 3 июля он переправился с большими трудностями через Каму. Несколько дней спустя подошел к Вятке, но догнать повстанцев не смог. Войско Пугачева стремительно двигало на запад, опасаясь преследователей и возможности окружения. Вернувшиеся от Осы отряды башкир больше «барымтничали» и жгли русские села, но после прибытия в Уфу Суворова с войсками с Балканского фронта войны с Турцией, (что благодаря мятежу Пугачёва заключила накануне военного краха беспримерно выгодный для себя Кучук-Кайнарджинский Мир), они были быстро разбиты и скрывались в труднодоступном горнолесье. Часть отрядов, как при Батырше, ушла в киргиз-калмыцкие степи, частью опустевшие после исхода местных калмык вместе с калмыками волжских калмык  в Джунгарию в 1771-72 гг.

  Литература и источники

1. А.С.Пушкин «История Пугачёвского бунта», Санкт-Петербург, 1834г
2. Б.Б.Кафенгауз «История хозяйства Демидовых в XVIII-XIXвв.», том 1, Москва,194
3. Виктор Иванович Буганов «Пугачёв», «Молодая Гвардия», Москва, 1984г
4. «Хрестоматия по истории Башкортостана», Уфа, «Китап», 1996г.
5. « История и культура Башкортостана», Уфа, «МДС», 1997г
6. «История Башкортостана», Уфа, «Китап», 2000г
7. А.А.Ткачёв, «Белорецк-страницы истории», Белорецк. 2003г
8. «Белорецкая энциклопедия», Белорецк, 2007г.
9. Алексей Старостин «БМК-стальные нити времён», Екатеринбург, 2012г
10. «Интернет»